— Да. Что там у тебя? — принял он, наконец, вызов, выпершись снова на балкон и уткнувшись во двор. На его первом этаже балкона не было, увышка. Вроде, все то же, а все-таки не то. Картинка сверху. Что угодно, лишь бы не этот треп из стабильной жизни. Перевел дыхание, подал голос: — Как всегда… Слу-у-учай интересный. Сереж, если честно, ты хирург или где? У тебя эти интересные случаи стабильно раз в месяц… Детство?.. Честно говори, Вера попросила?.. Что ж сама не звонит?.. Брось, все это кончено, какого хрена, а?
Последнее, достигнув ушей Ксении, задержалось в осознании. Сама не понимала, что заставило ее замедлить шаг, прислушиваясь к дальнейшему разговору. Но все же остановилась, снова обернувшись к балкону.
— Нет, это не я из себя корчу, — звучал, между тем, раздраженный голос Парамонова. — Я просто живу и ни к кому не лезу, но, когда лезут ко мне, почему-то всем разом становится неловко. Мне эти ваши языки в задницах нахрена? Я не настаиваю и никогда не настаивал… — Он перевел дыхание и видимым усилием воли подавил собственную злость. Видно было только, что вцепился в перила балкона, продолжая слушать. До тех пор, пока не выдал устало: — Черт с тобой, что там у нее?..
И замолчал, иногда угукая и переспрашивая. Длилось это однобокое молчание недолго. И снова взорвалось его негодованием:
— И которые сутки ребенок мучится?.. Сколько? Пять? Она рехнулась?.. А какого черта было ждать подтверждения, если ее с такими симптомами из областной к вам приперли? Это не корь. Ах, думала, ротавирус?.. Ребенку одиннадцать лет, Сережа, зона риска! Температура от герпеса — версия шикарная… особенно при таком букете. Вера вообще давно втык не получала? Почему УЗИ не сделали? На основании чего?.. Зашибись! Симптомы?.. То есть исключить острый живот вам — не симптомы. А герпес — симптомы? Ты на секундочку прикинь — перитонит, и молитесь, чтоб по всей брюшной полости спаек не было, потому что хрен вы ее откачаете, умники. А всего-то и нужно было… Не ору! Это ты орешь!.. Сейчас с ней что?.. — он снова замолчал выслушивая, потер переносицу, скользнул ладонью по отросшим волосам, чуть ероша их. Потом отчеканил: — Ясно. Ладно, с этим ясно… Я тебе и так скажу, что, если аппендикс, считай с того света возвращать. Зеленая же уже, да? Мне тебя учить быстро руку от живота отнимать у мелкого? Или Веру? Так не интерны уже, вроде. И УЗИ прямо сейчас… Если вопросы будут, звони и результаты обследования на почту мне сбрось. Но, я думаю, сейчас все прояснится… Остолоп, ты у меня в ассистентах два года ходил, ни черта не научился!.. Вообще-то, я тоже не детский врач! Но звоните вы мне! Она рядом?.. Да? Ну передай ей мой пламенный. Хрен я к вам своего ребенка на стол положу, Сережа! Пока!
С этими словами он отключился. И так и замер на месте. Стоя у перил и глядя на двор. Двор по-прежнему казался чуть-чуть чужим. Из-за другого ракурса.
Мало что понимая из набора слов, раздававшихся по комнате, и не уверенная, что даже верно их расслышала, Ксения как могла тихо вернулась обратно в кухню. Пыталась свыкнуться со странной мыслью, мелькнувшей среди прочих, что и в ее жизнь Глеб привнес долю «постоянства», заключающегося в трех словах: «что это было». С трудом верилось в эффективность медицинской реформы, когда на обычной скорой раскатывает обычный врач из… А, кстати, откуда? Где у него были ассистенты, куда привозят из областной?
Иерархия медицинских заведений в представлении Басаргиной выглядела китайской грамотой. И все же разобраться, что же это такое было, становилось особенно важным. Не из любопытства, а потому что, оказывается, ей действительно нужно знать больше, чем ничего, о человеке, который… рядом.
Глеб явил себя еще минут через пять — докуривал. Уселся на диванчик, положил рядом телефон и негромко попросил:
— Можно мне пароль от твоего вай-фая? Придется в почту зайти.
— У тебя есть дети? — спросила она невпопад, рассматривая его, как нечто диковинное.
— Какие дети? — непонимающе уставился он на нее.
— Обыкновенные! Ты говорил… Я слышала.
— А-а-а-а, — по его лицу расползлась улыбка. Рассеянная, уставшая, вялая. — Не, это так… гипотетические дети… для операционной конкретных живодеров.
— А почему они звонят тебе?
— Да это коллега бывший… из Института неотложки — посоветоваться… им в детство девочку привезли с симптомами от герпеса до кишечной инфекции. Они никак не определятся. Сейчас точно по закону подлости окажется аппендицит. А пять суток потеряны. Перитонит. Плохо, короче.
На лице Ксении отразилось явно удивление, которое она и не пыталась скрыть, озвучив его:
— И какого черта ты делаешь на скорой?
— Работаю, — пожал плечами Парамонов.
— Это такой карьерный рост?
— Бывает и такой, — криво усмехнулся он, начиная мрачнеть, хотя куда уж было мрачнеть-то. — Допустим, мое призвание фельдшерство?
— Ты еще про водопроводчика расскажи! — фыркнула Ксения.
— Что плохого в моей работе?
— А что в ней хорошего? Я не понимаю, о чем ты говорил, но я слышала — как. Чушь собачья твое фельдшерство.
— В медицине нет того, что называется чушью, если это сопряжено с жизнями людей.
— Да ладно! — махнула рукой Ксения. — Можно подумать, ты в своем Институте плохо управлялся с этими жизнями, если тебе звонят за советами. Кстати, пароль от вай-фая — мой телефон.
— Ну вот плохо управлялся! — взорвался Глеб, вглядываясь в ее лицо ядовито-синими глазами. Почти индиго. — Ты же не знаешь, почему поперли. Именно поперли, а не ушел!
— Они правы? — не отводила она взгляда. — Или проще было согласиться?
— Проще. Проще, потому что я не знал, смогу ли… снова оперировать. У меня пациент на столе умер. У меня под ножом. Он мне до сих пор снится. Может быть, это была просто не моя работа.
— Жалеть себя — твоя работа, — нахмурилась Ксения и отвернулась.
— Не всем в небе летать.
— Бухать надо меньше! — не осталась она в долгу.
Он побледнел. Губы вытянулись в подобие улыбки. Гадкой и неприятной. Иногда он умел улыбаться и так. Встал из-за стола, подошел ближе к Ксении. И почти на ухо ей проговорил:
— А это, радость моя, тебя не касается. Не твоя территория.
— Да Боже упаси! — отмахнулась она, отстраняясь. — Только и про призвание быть суфлером втирать мне не надо. Видела я твою квартиру, и машина у тебя — не Дэу.
— Не по Сеньке шапка, да?
— Черта с два ты Сенька, — Ксения повернулась и посмотрела прямо ему в лицо. — Неужели совсем не хочется вернуться?
— Здесь мне положено хотеть тебя. Остальное позволь при себе оставить, раз уж… раз уж у нас все так.
— Оставляй, — пожала она плечами. — Катайся на скорой, спасай репутацию живодеров и страдай от несправедливости бытия.
— Я — не страдаю, — выпалил он. — Я просто живу. Ты же тоже просто живешь. Ты карьеру делаешь, я бухаю. Все правильно.
