Да, черт подери.
Потому что вывод о двух категориях людей по-прежнему очевиден: Вера не их тех, кто хранит любовь и к мертвым. Как его было назвать живым тогда? А сейчас? Она бы ушла от него рано или поздно. Окружать себя надо людьми, которые не дадут упасть. Они же — каждый из них — думали только о собственных полетах. Что же, у Веры все еще были шансы.
А у Глеба была летчица, которая цеплялась за него, как за последнюю надежду выжить, когда они занимались сексом, и отгораживалась, становилась чужой, едва все заканчивалось. И все, что он мог, — делать так, чтоб не заканчивалось как можно дольше. Ощущение нужности было уже его собственной необходимостью.
Он — уникальный чел, чё уж. Изо всех сложных барышень он вляпался в наиболее сложную.
Вляпался?
Конец смены вышел более-менее спокойным. Парочка респираторок, один гипертоник и нежнейшее создание, сотканное из эфира и сломавшее ножку. Создание хныкало и одновременно строило ему глазки. И все бы ничего, но созданию было лет пятнадцать. «Опять не судьба!» — с усмешкой констатировал Глеб Львович и сразу по окончании рабочего времени поехал домой, к «судьбе».
Какая бы степень усталости ни накрыла, а он на свою голову обещал. То ли затем, чтобы выручить ее, то ли затем, чтобы побесить.
А потому — последовательность все та же. Душ — чтобы хоть немного взбодриться. Триммер — джунгли на подбородке и щеках давно уже нуждались в стрижке. Придирчивое изучение содержимого шкафа — лишь затем, чтобы выбрать непритязательные джинсы и пуловер из мягкого джерси темно-синего цвета. В конце концов, он после работы. Из холодильника — коробку пирожных (нет ничего такого в том, чтобы стараться произвести хорошее впечатление на родителей своей «девушки», раз уж он пай-мальчик). И с тумбочки — ключи от квартиры.
Когда Ксёныч открыла дверь, Парамонов, вновь надев на лицо выражение «шут гороховый», радостно сообщил:
— Два варианта: либо на твоей, либо на такси. У меня нарушена координация.
Она с сомнением посмотрела на него и спросила:
— Уверен, что точно хочешь ехать?
— Гусары своих не бросают. Тем более, когда все явки подтверждены. Да и пожрать на халяву — перспектива не самая плохая.
— Но ты действительно не обязан.
— Ещё что-то в таком духе, и я подумаю, что ты меня стесняешься!
— Опасаюсь, что не смогу рассчитаться, — усмехнулась Ксения, снимая с вешалки пальто. — Поедем на моей.
— Ну какие счеты между соседями! — в голос заржал Парамонов, забирая из ее рук верхнюю одежду и легонько встряхивая, чтобы помочь ей.
Вот то, как он вляпался во всю эту бодягу, даже для него самого было, пожалуй, в некотором смысле загадкой. Видимо, организм, измотанный работой и регулярным сексом, начал сбоить, что отразилось на его умственных способностях. Но отступать было совсем не в правилах Глеба Парамонова. Назвался груздем…
Ксёныч прилетела в пятницу после обеда. Он, как счастливый щенок, разве что без шелковой ленточки, едва ее завидев, помчался встречать — перехватил в подъезде. Соскучился — и удивлялся самому себе. То возбуждение, которое накатывало на него при одной мысли о ней, ему было не знакомо.
С другой стороны, вполне понятно — условный рефлекс. Ксёныч = секс. Формула верна уже несколько месяцев. Почему так на него не действовала когда-то та же Илонка, он даже не анализировал. Все равно почему. С Ксёнычем ему было хорошо и точка. Это делало именно ее желанной.
Он затащил ее в свою берлогу, не давая сказать ни слова, зацеловывая до гула в ушах, вжимаясь бедрами ей в живот и хрипло дыша — пусть знает. Соскучился. Не виделись несколько дней.
А потом у нее затрезвонил чертов телефон — когда он был дезориентирован и совсем к тому не готов.
«Не бери-и-и-и», — горячо выдохнул Глеб ей в ухо.
Но любопытство взяло верх — по дороге домой она поговорила и с мамой, и с Денисом. Кое-как вытащив из кармана телефон, взглянула на экран, и брови поползли по лбу вверх. Звонил Виктор Антонович, а звонил он в крайне редких случаях, и потому игнорировать его не представлялось возможным.
Успев коснуться быстрым поцелуем губ Глеба, не отстраняясь, Ксения проговорила в трубку:
«Привет, пап!»
Глеб отпустил ее и закатил глаза. Потом грохнул дверью, закрывая. И, скрестив на груди руки, выжидающе уставился на Ксёныча.
«… Я привет передала, как полагается… Срочному?… Почему в субботу?»
Парамонов хмыкнул. Видимо, короткого разговора не получится. Шагнул обратно к Басаргиной и стал быстро целовать ее шею, различая в трубке голос названного «тестя».
«Потому что в понедельник мне в командировку. Неудобно!»
«Тогда я сама», — облегченно выдохнула Ксения.
«Что сама?» — удивился папаша.
«Приду сама. Глеб из смены, ему точно не до обеда», — ее рука скользнула под его футболку, коснувшись кожи. Она вздрогнула и улыбнулась. Парамоновская бровь дернулась. Да неужели о нем разговор! По этому поводу он, не отрываясь от ее шеи под мочкой уха, взялся за пуговицы пальто.
«Ничего, накормим ужином! — между тем, обрадовалась трубка. — Побудете немного, потом уедете. Нам же хочется с ним поближе познакомиться!»
«Па-а-ап!»
«Ксю-ю-юш!»
«А давайте я вам сама все про него расскажу, а?» — спросила она, устало закрыв глаза и чувствуя неумолимо приближающийся час расплаты.
«Ну расскажи про меня, расскажи, — прошептал Глеб. — Начинай».
«Пускай приходит из своей смены и сам про себя рассказывает», — безжалостно отрезал Виктор Антонович.
«Он устает! Думаешь, ему до рассказов?»
«Сейчас ему ни до чего, все обломали! — пробурчал Глеб и тихо заржал, в конце концов, уткнувшись ей в волосы. — Соглашайся и пошли».
«На что соглашаться?» — ошалело переспросила Ксения, совершенно забыв про папу в трубке.
«На ужин соглашайся или что там, — пожал он плечами. И, понизив голос, добавил: — Все равно они меня видели, фиг ты отмажешься теперь. Мучения только начинаются».
«Пап?» — позвала она.
«А вы вместе сейчас, да? — настороженно спросил притихший отец. — Давай его сюда, я с ним поговорю!»
«Нет! Завтра поговорите. Пока, папа, — протараторила Ксения и отключилась. Выдохнула и проговорила: — Все равно можешь не ездить, что-нибудь придумаю…»
«Не убьюсь, не пробирка! — отмахнулся Глеб. — Для чего еще нужны… друзья?»
«Там еще и Денис может быть. Оно тебе надо?»
«Боишься, что твой Денис встретит меня с ружьем наперевес и требованием жениться?»
«Не, этого точно не будет, — улыбнулась она, скинула под ноги пальто, следом отправился пиджак. И, глядя ему в глаза, теперь расстегивала блузку. — Значит, обломали?»
