Он позволил себе расслабиться, вытянув перед собой ноги и… любуясь девушкой, которая вдруг обнаружилась в соседке со второго этажа. У нее были потрясающие ноги — длинные, изящной формы, видно, что тренированные. Купальник закрытый, но он давал место фантазии, а та разбуянилась не на шутку, и Глеб посмеивался над самим собой: тоже еще мальчишка выискался. А ведь он и правда ни разу не видел ее голой — совсем голой.
Это были чертовски сложные недели — как всегда на праздники. И тем они были сложнее, что без Ксении он не знал, куда себя приткнуть. Вероятно, у нее тоже из-за чертовых холидэйсов с графиком творилась какая-то кутерьма. Хотя, возможно, он ничего не заметил за своими адовыми буднями? Народ разбрелся по отпускам. И он медленно шизел на работе, теперь отдуваясь сутками в двое. Или это уже высокая скорость ошизевания?
Идея с аквапарком треснула ему в голову за пару дней до этого. Звонил Тимур, предлагал встретиться, пообщаться. Время от времени он объявлялся — не как бывший коллега, а как друг. Парамонов же, как и в другие разы, когда предлагали, отказался. Так это было странно — впустить в свою жизнь Петруся на старой Таврии и с минивэном скорой. И вышвырнуть всех, кто напоминал ему о прошлом, и кто промолчал тогда, когда ему нужно было помочь.
В тот вечер, обхватив голову над чертовым телефоном после идиотского звонка, он думал о том, почему так случилось. Как так могло случиться, что те, с кем он работал, общался, дружил, бухал, консультировался и кого консультировал сам — как они все могли в один момент смолчать? Да, он написал то чертово заявление по собственному, косвенно признавая вину. Но они — они поверили в то, что он виноват?
Через мгновение трубка летела в угол комнаты, а Глеб врубил телек. Из него весело неслась реклама аквапарка с какими-то громкими слоганами про яркие эмоции и отдых для детей и для взрослых. То, что надо, чтобы не рехнуться в одиночестве.
А потом появилась Ксения. И это было первое, чего он захотел. Увидеть ее где-то в таком месте, где даже сложно себе представить. Зрелище оказалось стоящим и превзошло любые его ожидания. Ее болтало в воде, а она уперто не выходила. Потрясающе непрошибаемый характер! Она хоть когда-нибудь сдается?
«А ты слабак, Глеб Львович», — отстраненно подумалось ему, и он в очередной раз махнул рукой, подзывая Басаргину к себе — если, конечно, она его видит.
На этот раз она заметила. Умудрилась подплыть к борту сквозь течение и, ухватившись за поручень, болталась теперь напротив него.
— У тебя морская болезнь бывает? — спросил Глеб.
— Нет. А надо?
— Лучше, конечно, когда без нее. Просто тебя уже минут сорок там мотыляет. А кто-то есть хотел.
— Возможно, — она перехватилась руками на поручне удобнее и снова спросила: — В сауну пойдешь?
— Не хочу. Я не определился, какую выбрать, — хохотнул Глеб. — Меня бросает из крайности в крайность: то ли ледяной грот, то ли финская. Потому думаю поискать, где тут пиццу дают.
— После пиццы в сауну не ходят, — со знанием дела заявила Ксения. — Предлагаю компромисс. Ты идешь за пиццей, а я греться.
— Как скажешь, русалка. Пиво будешь? Или коктейль какой?
— Кислородный, — рассмеялась она и стала по поручням передвигаться к ступенькам, ведущим из воды.
Благо определиться с пиццерией оказалось намного проще. Во всем многообразии ресторанчиков она здесь была всего одна. Но с широким ассортиментом пиццы. Ткнув пальцем в первую попавшуюся, он заказал нечто и правда метровое с двойным сыром, как обещал. А еще кислородную ерунду, затребованную Ксёнычем, и бутылку безалкогольного пива для себя. И снова ждал, поглядывая на окружающих и мысленно веселясь — ловил себя на мысли, что действительно — веселясь, как давно уже не веселился. И это было странно, учитывая собственный настрой еще пару дней назад. Все же большой вопрос: это он себя спасал от одиночества или разбирался с соседкой. Второе в последнее время становилось все сомнительнее, особенно, в свете того, что она давно не стремилась вытирать об него ноги. Когда к человеку относятся по-человечески, он расслабляется.
На этот раз ждать пришлось долго. Можно было подумать, что Ксения, тоже озадачившаяся выбором, приняла Соломоново решение и бродила по всем саунам. Когда же она, наконец, появилась в ресторане, то вид у нее был совершенно умиротворенный.
— Зря не пошел, — сказала она, упав на стул напротив него, и принялась медленно поглощать коктейль.
— Если честно, просто не люблю. Все в порядке?
— Что тут может быть не в порядке?
— Например, я заказал пепперони, а ты любишь что-то другое. Я ж не просто так вопросы задаю, Ксёныч.
— Пепперони так пепперони, — пожала она плечами и потянулась за пиццей.
Он с интересом наблюдал за ее движениями — ленивыми и одновременно влекущими. Это было странно, она притягивала его даже тогда, когда отталкивала. Намеренно или нет — неважно. Нормальный бы уже развернулся и ушел, Парамонов смотрел, как она ест пиццу. Правда, сегодня за поведение ей пятерка. Твердая. Даже с плюсом. Мазохизм — это болезнь, которая не лечится.
— А ты с детства хотела стать летчиком? — с улыбкой спросил Глеб.
— Если честно, то я не помню, — она пожевала, подумала, обвела взглядом полупустой ресторан. — Наверное, нет.
— Мне кажется, о таких профессиях с детства мечтаешь. Иначе с чего бы занесло?
— Однажды я впервые полетела на самолете, и мне очень понравилось. А потом один мальчик из параллельного класса очень хотел стать летчиком, и об этом знало полшколы, — она усмехнулась. — Девочки, в основном. Потом, когда брат стал пожарным, мама долго рассуждала о мужских и женских профессиях, — Ксения снова помолчала. — А вообще-то я карьерист. Вот! — закончила она и отправила в рот очередной кусок пиццы.
— Я думаю! — усмехнулся Глеб. — С твоим упрямством, если в мирном русле, только в карьеристы. Трудно?
— Летать?
— Ну да… да и остальное — ты же, вроде как, исключение из правил. Трудно быть исключением?
— Трудно, когда этим озабочены другие.
— Главное, чтобы тебе это нравилось. Пока нравится, оно того стоит. Просто это правда необычно.
— Кто бы говорил! — повела она бровью и поднялась. — Ты не против, если мы вернемся домой?
— Я, конечно, понимаю, что со своим визитом на Мамая похож. Но не отпускать девушку домой, когда она устала, — даже для Мамая слишком.
— Ну спасибо, что не отказал, — усмехнулась Ксения.
На обратной дороге говорили еще меньше, чем, когда ехали в аквапарк. Магнитола тоже молчала. Ксения, откинув голову, смотрела в окно, не замечая ничего мелькавшего за ним.
Думала о том, в чем никому бы не призналась. Ей понравился сегодняшний день. Сама она ни за что бы не выбралась, да и просто в голову ей не пришла бы идея отправиться в аквапарк. И даже если бы кто-то додумался ее пригласить, она бы не согласилась ни при каких условиях. Исключением был Денис.
