Переступив через порог, Ксения скинула туфли и протопала прямиком на кухню. Торт был водружен на стол.
— А кофе есть? — спросила она.
— Найду, — он показался следом — тоже разутый, уже без куртки. Совсем не похожий на «фельдшера». Брюки, темно-вишневый свитер, отброшенные назад темные волосы, вьющиеся кольцами по затылку. — Нож в ящике. Я резать выпечку не люблю.
— Почему?
«Не люди же», — промелькнуло в измученной голове хирурга. Пусть и бывшего. Он подошел к плите, вытащил из подвесного ящика джезву и озадаченно покрутил ее в руках.
— Не знаю. Куски разные получаются, красоту портить жалко… А для кофе, мне кажется, поздновато. Может, все-таки давай чай? С мятой или с лимоном. Молока нет.
— А кофе? — Ксения достала нож, отрезала пару кусков, вынула из шкафа тарелки.
— Да есть у меня кофе, мне не жалко! — рассмеялся Глеб и, набрав воды, поставил на плиту. Следом из другого ящика была извлечена картонная пачка. Парамонов потряс ею — внутри характерно зашуршало. И он довольно улыбнулся. — Еще коньяк есть. Будешь?
— Нет, — она села за стол и посмотрела на Глеба. — Вообще-то… я с просьбой.
— Зря. Кофе без коньяка или без молока — перевод продукта.
Он снова отвернулся к плите и выдохнул. Кто бы сомневался, что она с просьбой! Снежная королева, покорительница заоблачных высей. Внутри резко зачесалось едкое желание выпроводить ее к чертям. Или лучше никогда не связываться со сменой чертовых труб. Перебился бы стояк без воды.
Он самому себе дал передышку, насыпая кофе в джезву. Несколько секунд, после которых обернулся и с улыбкой спросил:
— Что хочешь?
— Приглашаю на праздник.
— Ого!
— Да нет, ничего особенного. Обычный юбилей семейной жизни.
— Чьей семейной жизни?
— Моих родителей.
О-па!
А это уже что-то новенькое.
Парамонов рассмеялся и подошел к столу.
— Вот так сразу будем с мамой и папой знакомиться? — поинтересовался он.
— Нет, — покачала она головой. — Будем составлять мне пару.
На раздумья он отвел себе несколько секунд. Всего несколько, понимая, что другой возможности она уже не представит. Грех не воспользоваться тем, что само в руки плывет. Впрочем, однажды он уже воспользовался. В итоге еле себя из грязи вытащил.
— Форма одежды? — негромко спросил Парамонов.
— Парадная. Как там кофе?
— Черт!
Вода уже шипела. Успел.
— Учти, что я буду называть тебя Ксёнычем и мимимишно целоваться.
— Я постараюсь это вытерпеть.
Обязательно постарается. Лучше так, чем Володя, которого она помнила крайне смутно, и мамины причитания.
— Чего тебе не хватает? — вдруг спросил Парамонов.
— В смысле?
— Не знаю. Ты не производишь впечатление человека, который нуждается в помощи. А теперь торт, приглашение, мир. Значит, тебе чего-то не хватает, чтобы чувствовать себя спокойно, что ли… Мне заткнуться?
— Я не нуждаюсь в помощи, — подтвердила Ксения. — Но именно завтра мне не с кем пойти. Подумала про тебя. Ну… в качестве компенсации за твои хождения. Кстати, брокколи была вкусной.
— На здоровье, — кивнул Парамонов и поставил перед ней чашку с кофе. — Сахар?
— Нет, спасибо.
— Давай свой торт.
Ксения положила кусок на тарелку и протянула Глебу. Второй положила себе.
— Вилку дашь?
— Я за десертными не полезу, ладно? Они где-то запакованы, лень искать, — Парамонов положил перед ней обычные столовые приборы. — Три месяца как въехал, а все лень.
— Ну да, и времени в обрез, — усмехнулась Ксения и принялась жевать.
— Врачи скорой живут максимум до шестидесяти — переутомления и стрессы.
А его собственному отцу было пятьдесят два, когда…
Парамонов мотнул головой и сел за стол напротив гостьи. Торт был подозрительно фиолетовый. Фиолетовой еде он не особенно доверял. Соседке сверху — тоже. Но попробовать был обязан. Достал ложку из своей чашки и зачерпнул яркую массу. Отправил ее в рот. И пропал. Узрел космос. Влюбился!
— Обалдеть, — пробормотал он.
Уставившись на него, Ксения удивленно вскинула брови. Парамонов слопал следующую.
— Я попал в рай! Вкусно!
— В рай пока рановато. Но я рада, что понравилось. Если, конечно, это правда.
— Раз уж завтра мы идем знакомиться с твоими родителями, — рассмеялся Глеб, продолжая уминать суфле, — хотелось бы уточнить. Кроме этого, ты еще что-нибудь готовишь?
— Знакомство с родителями ни к чему не обязывает. Потому вопрос о моих кулинарных способностях — совершенно неуместен, — сообщила она, синхронно с ним поедая торт и запивая его кофе.
— У нормальных людей, вообще-то, очень даже обязывает!
— Не претендую, — уже совершенно серьезно сказала Ксения, доела и, поднявшись, быстро обмыла в мойке тарелку и чашку. Потом повернулась к Глебу. — Завтра в три. Можем поехать на моей машине, можем на такси.
— Я за тобой зайду, — усмехнулся Парамонов, — а там разберемся.
— Хорошо, — кивнула она.
— Тогда я пошла?
— Давай, — он вскочил вместе с блюдцем, суфле и ложкой и пошел ее провожать, расправляясь с остатками десерта. В конце концов, должна же и правда быть компенсация за его мучения. Секс не в счет. Он и тогда-то не понял, что произошло. Теперь — тем более не понимал, что происходит. И очень хорошо уяснил для себя, что ни черта не брокколи и не недели его болтания между первым и вторым этажами сделали свое дело. В действительности все решала она. И тогда, в ее прихожей, и сейчас. Но, с другой стороны, кто сказал, что так будет всегда? Говорят, приручить можно кого угодно. Приручить — и отыграться.
Уже на пороге, почти закрывая за ней дверь и глядя, как она уходит, Глеб опомнился:
— Ксёныч! — крикнул он ей вслед.
Она обернулась.
— Вообще-то меня зовут Ксения.
— Ок. Так кем, ты сказала, работаешь?
— Я — пилот.
О том, как пилотирование сочетается с черничным суфле, до этого вечера Глеб Парамонов не имел ни малейшего представления. Но, оказывается, сочетается.
* * *
Их разделяло два лестничных пролета и двадцать четыре ступеньки. Ее кухня располагалась над его. И когда он торопливо завтракал, иногда думал: не делает ли она то же самое. Теперь у нее появилось имя. И вместе с именем — кусочек жизни в его голове. Та проживалась там исподволь, даже тогда, когда он не хотел о ней вспоминать.
