– Мы несем в Европу новую цивилизацию! – вещал командан, кажется, сильно истосковавшийся по умным разговорам. – Мы расправляем человечеству крылья!
– Посредством пушек? – не выдержала тут Катина, доселе терпеливо слушавшая.
– А если по-другому нельзя? Если народы – как дети, упрямо противящиеся учению? Ведь хороший учитель, бывает, таких сечет розгой ради их же блага.
– Есть люди, которых нельзя не сечь, потому что они по-другому не понимают, – сказала на это Полина Афанасьевна. – А есть люди, которых сечь нипочем не должно, ибо это либо сломает в них душу, либо они изломают розгу и тебя самого придушат.
Помещица в этом вопросе хорошо разбиралась. Она, бывало, порола своих крестьян, но очень редко, если уж совсем пакостник. А Кузьму Лихова поди-ка, выпори. И в голову не придет.
– Не придушат, – уверенно отвечал майор. – Руки коротки до нашего горла дотянуться.
За сей познавательной беседой и доехали.
Немного не добравшись до Вымиралова, свернули на лесную дорогу и через полверсты оказались на обширной поляне. В позапрошлом году Катина расчистила здесь двадцать десятин худолесья, от которого в хозяйстве никакого прока. Собиралась в будущем, когда накопится довольно денег, выкорчевать пеньки и засеять овес. Амбар уже поставила, а в прошлом году вдвое удлинила. Еще тут были сторожевой домик, колодец, развесной сарай и склад для пустых мешков.
– Неужто весь этот громадный магазэн полон зерна?! – закричал француз, вскакивая в коляске. – Вы меня не обманули!
И выскочил на ходу, даже не доехав, побежал. Восклицал и внутри, задирая голову на высоченные штабели. Зачерпнул овса, пожевал.
– В самом деле отборный! – Кинулся целовать руки. – Ах, мадам, вы моя добрая фи!
– Кто? – удивилась Полина Афанасьевна, но потом поняла: фея.
Радость Бошана, пожалуй, была даже чрезмерной. Возликовал при виде овса, словно голодный конь.
Но майор скоро объяснил ей причину своего волнения.
– Вы сами не представляете, что за услугу мне оказали. Нет, не услугу. Великое благодеяние! Война не окончена. Она будет еще долгой и трудной. Я давеча был в Москве, в Главной Квартире. У меня приятель служит при князе Невшательском. Говорит, ваш царь мира не дает. А впереди зима. Император еще неделю-другую обождет и прикажет отступать на запад, к границе, где остались все депо и склады. Там простоим до весны и пойдем на Петербург. Но по осенней распутице идти до границы долго. Чем кормить коней? Весь фураж по окрестностям изъят, уж мне ли то не знать? Травы из-за войны не скошены, сено не запасено. Начнется падеж лошадей. Погибнет наша великая кавалерия, не на чем станет тащить пушки, остановятся обозы. А без них как подвозить провизию для солдат? И вдруг ударят холода, пойдет снег? Я слышал, у вас тут зима начинается рано. Вот над чем сейчас ломают себе голову в генеральном интендантстве и в ставке его величества. Одни говорят: надо уходить прямо сейчас, пока не похолодало. Другие надеются на мир. Лично я уверен, что отступать придется. И ваш овес в Москву я пока что не повезу. – Бошан тихонько засмеялся. – Не-ет! Я поставлю к магазэну хороший караул. Перенесу сюда свою квартиру, сам буду сторожить! А когда армия наконец двинется на запад, со всеми своими отощавшими лошадьми, тут-то я и явлюсь. Да не к генералу, а прямо к императору. Вот-де, ваше величество, вам спасение! Шестьсот тысяч рационов! Этого хватит дойти до Смоленска, где есть какие-никакие склады. О, Маленький Капрал умеет награждать полезных людей. Будут мне полковничьи эполеты, а то и баронский титул! И всё благодаря вам, моя чудесная волшебница!
Приняв восхваление, Катина мысленно накинула на цену еще один французский гривенник.
– Так я, полагаю, по семи франков за десять пудов не много будет? Это выйдет за двести тысяч пудов… сто сорок тысяч франков.
Майор изумленно на нее уставился. Переборщила, подумала помещица.
– Однако за крупную оптовую покупку полагается скидка, и я готова отдать за сто двадцать тысяч, – убавила она, оставляя некоторый маневр для торговли.
– Помилуйте, откуда я возьму столько денег? – рассмеялся командан. – Мне выдается небольшая сумма для расплаты с крестьянами – чтобы в населении не возникло враждебности из-за реквизиций. А все крупные запасы продовольствия и фуража, согласно приказу генерал-интенданта, подлежат безвозмездному изъятию.
– Что? – пролепетала Катина.
– Ничего не поделаешь, мадам. Вы завоеванная страна. Vae victis
[1]. Коли мы стали бы всей Европе платить за прокорм, это Франции разориться. Однако вы не расстраивайтесь. Я выдам вам расписку. Когда окончится война и император возьмет с вашего царя контрибуцию, обращайтесь в наше интендантство. Может быть, что-нибудь и получите. А теперь прошу извинить. Мне нужно дать распоряжения касательно караульных постов и прочего.
Он приложил руку к козырьку, развернулся, но отошел недалеко.
Полина Афанасьевна была женщина выдержанная. За всю свою жизнь она взъярялась лишь несколько раз. Но в такие минуты слепла от бешенства и себя не помнила.
То же случилось и теперь.
От яростного тычка в спину майор споткнулся, полетел носом в мешки. Кивер покатился по земле.
– Вор! Мерзавец! Крыса! – задыхалась Катина, сопровождая каждый эпитет увесистой оплеушиной. Голова у Бошана моталась из стороны в сторону.
Сзади кто-то обхватил помещицу за плечи, оттащил.
– Сударыня, вы с ума сошли! – зашептал в ухо исправник. – Это же власть! Она шутить не станет! Они давеча купца Синюшкина за ругательство велели расстрелять!
Накинулись и солдаты. Крепко взяли Полину Афанасьевну за локти.
Майор поднялся. Лицо у него было в красных полосах, взгляд свирепый. Какому командиру понравится, что его при подчиненных лупят по щекам?
Но не раскричался, руками не размахался. На Катину не смотрел.
Приказал позвать какого-то капитана Мерсье. Прибежал офицер.
– Все запасы продовольствия из деревни этой помещицы реквизировать. Клаксэн!
– Слушаюсь! – вытянулся исправник.
– Где у них хранится продовольствие?
– Крестьянское зерно – по амбарам, помещичье – в усадьбе, на хозяйственном дворе. Всё покажу.
– Иуда, – бросила Полина Афанасьевна предателю.
– Забрать также всех лошадей и скотину, – распорядился майор. И пошел прочь, так и не удостоив свою оскорбительницу взглядом.
Глава XV
Урок цивилизованности
До деревни пришлось идти пешком – коляску с упряжкой французы тоже реквизировали.
