– Что? – Протягиваю руку и снимаю с ближайшей полочки пыльную хрупкую фигурку. – Хореография? А как же матфак?
– Родители настояли! – поясняет мама.
Тоненькая фарфоровая блондинка падает из моих рук и разбивается на части о доски пола – в ужасе прислушиваюсь к звукам за дверью, но в комнатах царит тишина.
Новая и незнакомая деталь о Соне до основания потрясла все мои представления о ней – я никак не могу привести в порядок мысли.
– Сонь, ты меня слышишь? – в третий раз переспрашивает мама. – Сонь! Учеба как? С тем мальчиком нет проблем?
– Мам, а как бы ты отнеслась к тому, что я с ним общаюсь? – оправившись от нокдауна, перебиваю я.
– Нормально, – помолчав, произносит она и быстро шепчет: – Котенок, если тебе плохо там, если ты хочешь переехать, только скажи!..
– Нет, ма! Мне хорошо тут! Масику и дяде Мише привет! Пока! – Я поспешно отключаюсь, отбрасываю телефон на подушки и, свесившись с кровати, собираю с пола мелкие осколки.
Еще совсем недавно я не допускала мысли бросить и предать бабушку, но пришла к этому – даже искала подходящий момент для того, чтобы огорошить ее своим решением. А сейчас понимаю, что в ближайшие полтора года мне отсюда не сбежать. Я не смогу бросить Егора.
* * *
Утром встаю чуть раньше, шаркаю в тапках на кухню, где бабушка готовит стандартный завтрак. Как всегда, она одета с иголочки: белая застегнутая на все пуговицы блузка без единой складочки или залома, строгая юбка, волосы, собранные в пучок.
– Доброе утро! – с теплой улыбкой приветствует она, накладывая в тарелку овсянку, и тут же ее лицо меняется. – Ох, как же ты наревелась вчера, Сонюшка… Посмотри на себя!..
– Бабушка, расскажи мне про Соню! Каким она была человеком? Почему была так помешана на математике? – хриплю я, и бабушка оседает на стул.
– Что значит «помешана»? – бледнеет она, в негодовании хватается за дужку очков и дрожащими пальцами поправляет их. – Она очень хорошо знала этот предмет, было бы обидно растратить такие способности попусту. Мы с дедушкой на семейном совете решили, что будущее лучше связать с математическим факультетом, тем более что мы оба – математики. И Соня согласилась!
– Вы решили? – пораженно подаюсь вперед – таких подробностей семейной истории я не знала, но бабушка, уже взявшая себя в руки, пропускает мое замечание мимо ушей.
– Она была очень милой, смешливой девочкой, любила полевые цветы, обожала одно время группу «Иванушки», но сняла плакаты, когда стала встречаться с Андрюшей Гореловым. Хороший был мальчик, а уж как любил ее… – Я снова вижу непролитые слезы, скорбную жилку на виске и упрямую, подчеркнуто оптимистичную улыбку на губах – символ того, что мы не сломлены.
Обычно после речей о Соне этот оптимизм загорался и в моей душе, но сейчас мне отчего-то неприятно смотреть на бабушку.
Оказывается, Соня тоже любила котят и полевые цветы. И мечтала о другом. Пока ей не навязали чужой выбор.
* * *
Я плетусь в школу. Мелкая колючая снежная крупа жалит лицо. С замиранием сердца оглядываюсь по сторонам – к счастью, никаких потасовок и драк вокруг не происходит. Но с облегчением я вздыхаю лишь в воротах, когда замечаю, что Саша и его товарищи у входа беседуют с классным руководителем. На лицах всех четверых довольные улыбки и радость.
– Доброе утро! – здороваюсь я с учителем, но Саша принимает приветствие на свой счет.
– Доброе утро, София! – сияет он. – А мы вчера на соревнованиях первое место заняли!
– Молодцы, – бубню себе под нос, и мой бывший друг увязывается за мной.
Смиренно слушаю его рассказ о типах оружия, с которыми он теперь может обращаться «с закрытыми глазами», о «лошках», показавших худшее время, об удивленных глазах жюри, обещавших выписать Саше персональную грамоту. От его болтовни раскалывается голова, но лучше пусть хвалится передо мной, чем выискивает пути, которыми Егор пробирается в школу.
Уверенно кладу тетрадку с домашкой в стопку на учительском столе, прохожу к парте, готовлюсь к предстоящей алгебре… Снова распускаю и собираю волосы, верчу головой, чтобы удостовериться: Егора на месте нет.
Холодное пасмурное утро за окнами кажется черно-белым, время не движется – впервые я тороплю начало урока, умираю от неизвестности и страха, но стараюсь не поддаваться панике.
Егор входит в класс одновременно с Веником, и мой шумный выдох теряется в грохоте отодвигаемых стульев.
Математик велит всем сесть, отворачивается к доске и пачкает ее закорючками очередных заданий.
Последнюю из трех задач мне, конечно же, ни за что не решить, но не это сейчас меня тревожит – нервы коротят, дымятся и искрят, потому что я хочу к Егору.
Мечтаю поскорее услышать его голос, почувствовать тепло его руки на своей, растаять под темным растерянным взглядом… Мечтаю удушить его в объятиях, поцеловать, сбежать с ним на край света, вместе уничтожить весь гребаный мир!.. Нужно только дожить до большой перемены.
В кармане коротко жужжит оповещение о пришедшем СМС. Затаив дыхание тайком читаю его под партой, и в глазах темнеет.
Под ровными рядами решений капсом набрано: «БОЛЬШЕ НЕ ПРИХОДИ».
Восемнадцать
В тот вечер я тысячу раз звонила Егору и, замерев, слушала бесконечные заунывные гудки, после которых включался автоответчик. Позже с его номера пришло сообщение – фотография с решением домашки.
Он до сих пор регулярно присылает мне ответы, в остальном включил полный игнор.
Жизнь идет своим чередом. Последние дни Саша и его свита пребывают в фаворе у учителей и школьного руководства, разве что автографы не раздают – об их победе написали статью в местной газете и сняли репортаж для новостей областного телевидения.
Даже Егор временно выпал из сферы их интересов.
Сам он на переменах сидит на подоконнике прямо под видеокамерой и вообще не смотрит в мою сторону. Ему мелко пакостят другие ученики класса, но не могут пробить ледяное спокойствие: прячут стул – Егор преспокойно садится на пол, пишут нецензурщину на парте – он берет у технички тряпку и оттирает мат… Его никогда не вызывают к доске, но недавно я тайком заглянула в классный журнал и увидела стоящие напротив фамилии Егора пятерки. По всем предметам.
Я единственная из всех догадываюсь, что Егор приходит и уходит по пожарной лестнице, а по Микрорайону передвигается окольными путями, известными только ему одному. Он не боится – без умения драться вряд ли можно было выжить на Заводской. Просто последствия драки для него и для Сашиной шайки будут неравнозначными – любой необдуманный шаг с его стороны поднимет волну негодования в городке. А «активист, спортсмен и просто красавчик» точно станет провоцировать его на такие шаги, упорно и изощренно.
Я стараюсь жить дальше, но тоска разъедает душу. Каждый день ощущаю присутствие Егора за спиной, но больше не чувствую обжигающего взгляда – только ноющая боль разрывает изнутри грудную клетку.
