– Шестьдесят, совсем еще девчонка! – восклицает дядя Боб.
Это штамп, и дядя зарабатывает напряженную улыбку жены, мол: «Сядь, пока я тебя не придушила!»
Мы целой толпой собрались в местном ресторане, который специализируется на мясных блюдах, к спинкам наших стульев привязаны блестящие воздушные шары. Мама сидит рядом со мной, Элли напротив, малышка у нее на руках; для Шарлотты это первое официальное собрание семьи.
Я искренне рада тому, что после моего возвращения между всеми нами наконец-то тает лед. Мы с Элли пока не так близки, как прежде, но она, по крайней мере, снова стала каждый день присылать мне ролики с Шарлоттой. Мама расплакалась и обняла меня, увидев мою новую прическу.
– Лидия, ты выглядишь такой хрупкой! Просто даже не знаю, как с тобой обращаться.
По правде говоря, мне совсем не нужно, чтобы люди как-то по-особому со мной обращались. Время, что я провела в стороне от обеих своих жизней, было необходимо и изменило меня, несмотря на то что оно привело к напряжению между мной и родными. Я совсем не такая хрупкая, все дело в новой прическе.
Кузина Люси косится на меня с другого конца стола:
– Лидия, хорошая была туристическая поездка?
Туристическая поездка. Да уж, Люси умеет выбирать определения.
– Хорватия прекрасна. Советую там побывать.
Люси берет свой бокал:
– Я, пожалуй, старовата для таких приключений.
– Тебе бы только в организованные экскурсии ездить, – бросает Элли и смотрит мне в глаза поверх головки Шарлотты.
Люси злится:
– Вообще-то, на Рождество я собираюсь на Мальдивы.
– Джун, тогда в этом году вам обоим нужно на рождественский обед прийти к нам, – говорит мама, улыбаясь своей сестре.
Дэвид забирает дочку у Элли, чтобы сестра могла поесть; они представляют собой отлично слаженную команду, и я замечаю то, как они весело переглядываются, когда мама допускает легкую бестактность. Она ни за что не пригласила бы Джун и Боба, если бы не гарантия того, что Люси на праздники уедет из страны.
Дядя Боб обдумывает приглашение.
– Ну, пока я в состоянии резать индейку… – говорит он. – Традиции и все такое.
Мы четверо словно объединяемся на миг, вспоминая, как в прошедшем году Дэвид не мог справиться с индейкой.
– Думаю, это будет кстати, – кивает мама.
Тетя Джун слегка наклоняется вперед и смотрит на меня:
– А как там твой друг в Америке?
Я кладу на тарелку вилку и нож, покончив с едой.
– Ну, очень даже неплохо.
В таком маленьком городе, как наш, все, конечно, обо всем знают, как ни скрывай, и весть о том, что сценарий Джоны рассматривают в Лос-Анджелесе, стала обильным источником местных сплетен. Меня расспрашивали о Джоне в парикмахерской и на работе.
– И он там еще на какое-то время задержится, и это обнадеживает.
– Боже, да я бы на его месте вообще не возвращалась, – заявляет Люси. – Голливуд или эта дыра! Эта дыра – или Голливуд!
Говоря это, она как бы взвешивает слова на ладонях и закатывает глаза.
– Это Лос-Анджелес. – Я стараюсь не позволить ей разозлить меня.
– Одно и то же! – возражает Люси. – Солнце, песок, американцы!
Я вспоминаю Виту, ясное прохладное утро, когда мы с Витой пьем кофе на террасе… Вита не позволила бы кому-нибудь вроде Люси досаждать ей. После смерти Фредди мы с Джоной расширили наши горизонты, это стало инстинктивной реакцией на уход самого близкого человека. Мы принялись искать места и переживания, каких ни за что не найти в туристических проспектах. Люси не пришлось проходить через подобное превращение.
– Ну, как скажешь.
Разговор течет мимо меня. Элли и Дэвид все еще отсчитывают жизнь Шарлотты неделями, а не месяцами; сейчас ей двенадцать недель, и они отмечают каждый признак ее быстрого развития.
– Это у нее от Элли, – говорит дядя Боб. – Ты же всегда была очень организованной.
Не думаю, что он хотел намекнуть на отсутствие организованности у меня, но в его словах слышу именно это. Вполне справедливо. Интересно, что могли бы унаследовать от меня мои дети? «Храбрость», – как будто шепчет на ухо Вита. Мне остается лишь надеяться, что она права.
Что-то проскакивает мимо моих ног, когда немного позже я открываю входную дверь своего дома. Турпин вернулся. Он запрыгивает на кухонную стойку, ждет, что я предложу ему поесть.
– Что, старый бродяга, тебе сегодня нужен ночлег?
В благодарность за еду он позволяет почесать себя за ухом, и хотя я открываю заднюю дверь, предоставляя ему свободу выбора, кот решает не выходить под дождь. Я, взяв с собой чашку с чаем, ложусь в кровать с книгой, а Турпин остается дремать в кресле Фредди.
Четверг, 31 октября
– Ну, вот это дело! – Я сижу на корточках и восхищаюсь своей работой. – Выглядит жутко, как раз подходит.
Я украсила могилу Фредди ослепительными оранжевыми и пурпурными цветами и маленькой тыквой с вырезанной в ней физиономией. Понимаю, это не говорит о хорошем вкусе – устраивать Хеллоуин на кладбище, – но Фредди очень любил этот праздник. Монстр доктора Франкенштейна был его вторым «я» в ночь ужасов. И я знаю, он от души посмеялся бы, если бы мог видеть меня сейчас. По сути, он почти заставил добавить ко всему фальшивую паутину и бумажных призраков.
Я по-прежнему хожу сюда настолько часто, насколько позволяет погода. У могилы я чувствую себя ближе всего к нему, или, возможно, он чувствует себя ближе ко мне, особенно в эти дни.
– В библиотеке все идет хорошо, – сообщаю я, убирая обрезки цветочных стеблей и протирая надгробие. – Мэри и Фло смешные, они даже компьютер включать не умеют, и как уж они будут справляться с новой системой, остается только гадать.
Мои рабочие дни теперь проходят совершенно иначе, но это и к лучшему. Я променяла коллег с верхнего этажа на двух леди из местного дома престарелых. Мэри плохо видит, а Фло абсолютно глуха на одно ухо, но они тем не менее приняли меня в свой круг. Я пока не посещала их вечера игры в бинго, но это еще впереди. Надеюсь, что, когда нам с Элли будет ближе к девяноста, мы станем похожими на них, – битком набитыми разными историями и хлопотами и более живыми, чем многие двадцатилетние.
– Тебе бы увидеть Шарлотту, – говорю я. – Она растет не по дням, а по часам. Уже сама держит головку, и у нее глаза Элли. – Я смеюсь. – Настоящая барыня! Когда я сегодня утром была у них, моя племянница щедро наполнила подгузник. Дэвид буквально давился тошнотой, когда менял его.
Я натягиваю рукава куртки на замерзшие пальцы.
– А Джона все еще в Лос-Анджелесе. Думаю, они скоро закончат работу над сценарием.
