Вижу, что пришли два сообщения. От Элли – не хочу ли я попозже забежать к ним на рыбу с жареной картошкой? От мамы – она предлагает лишний билет на спектакль в субботу. В этом мире они по-прежнему со мной. Потираю пальцем обручальное кольцо, оно на месте. Но где же ты, Фредди Хантер?
Щелкаю по его имени в телефоне и жду, когда пойдет звонок, надеясь, что не нарвусь на автоответчик. Семь вечера, думаю, он не работает сейчас.
Соединение не устанавливается сразу, да и потом звук какой-то непривычный. Меня это озадачивает, но тут же мое сердце подпрыгивает – слышу его голос.
– Фредди? – неуверенно говорю я.
Там, где он находится, очень шумно.
– Лидс? – Он почти кричит. – Погоди секунду. Выйду наружу.
Я слышу громкие голоса и музыку, смех… Наверное, Фредди в каком-то баре.
– Боже, ну и жара здесь сегодня! – говорит Фредди; теперь его слышно лучше. – У меня рубашка к спине прилипла.
– Ты где сейчас? – в растерянности спрашиваю я.
– Прямо сейчас? Перед баром, на пляже. Винс там размахивает кредитной картой компании, надеется заключить сделку.
– Только работа и никаких развлечений, да? – спрашиваю я неопределенно, стараясь придать голосу беспечность, которой совершенно не чувствую.
– Ну да, – смеется Фредди, – если ты в Риме. Или в Рио, как в данном случае.
Рио? Фредди в Бразилии? Что-то звенит у меня в уме, как далекий колокольчик… Видимо, Фредди упоминал о чем-то таком, но я уверена, что не знала о том, как долго он намерен там пробыть.
– Я соскучилась, – говорю я, потому что это правда, особенно сейчас, когда снова слышу его голос.
– Я тоже. Но теперь уже недолго. Две недели, максимум три.
– Еще три недели? – мрачно переспрашиваю я.
То, что я говорила в Нью-Йорке, определенно никак на нем не отразилось, если он позволил случиться такому. Или если я позволила. Судя по виду нашего холодильника и сообщений от мамы и Элли, Фредди явно отсутствует уже пару недель.
– Только не начинай снова. – Фредди раздраженно вздыхает. – Ты знаешь, я не могу ничего изменить.
Выходит, мы уже успели поссориться из-за этого.
– Говоришь, ты сейчас на пляже?
– Нет, – возражает Фредди, стараясь сохранять спокойствие. – Я сказал, что был с Винсом, мы пытаемся заключить сделку с кофейной компанией. А здесь вообще все находится на чертовом пляже, Лидия, или я и в этом виноват?
– Я этого и не говорила, – жалобно бормочу я в ответ.
Несколько недель я не общалась с Фредди, а теперь все опять как-то не так… Если бы мы были рядом, то сумели бы преодолеть недопонимание, но по телефону это не так-то легко. Меня вдруг поражает мысль, что наши отношения всегда зависели от физической близости; мы полагались на прикосновения, на то, что способны прочитать видимые признаки… Но прямо сейчас у нас не было такой роскоши, а то, что осталось, вызывает разочарование и потенциально грозит гневом. Слышу, как кто-то окликает Фредди, наверное Винс, и требует, чтобы тот вернулся и взял коктейль «Кайпиринья». Он произносит название неправильно. Но меня это не удивляет: Винс человек незатейливый, не из тех, кто станет запоминать что-либо подобное. Я готова сделать ставку на то, что он умчался в Бразилию, не потрудившись даже выяснить, как сказать на португальском «спасибо» и «пожалуйста».
– Мне нужно вернуться, – сообщает Фредди.
– Похоже на то. – Меня охватывает уныние, хочу найти подходящие слова, чтобы это исправить.
– Скоро позвоню, – бросает Фредди и исчезает.
Он вернулся к своему коктейлю, в бар на пляже, к жизни без меня.
Наяву
Вторник, 24 сентября
Сижу одна в гостиной с зажженным светом, держу в руке чашку горячего шоколада в надежде, что он поможет мне заснуть. Какое отвратительное, жалкое возвращение домой! Мама и Элли, наверное, предпочли бы, чтобы я осталась в Хорватии, а Фредди умчался в Рио глотать коктейли на пляже…
Теперь вижу, что слишком сильно надеялась на мой второй мир, на бегство из реальности, бегство от тяжелой, угольно-черной ямы горя. Но этот день… он не помог. Он снова оставил чувство подавленности и уныния, хуже того, что было в Нью-Йорке. Размышления об этом сегодняшним вечером подвели меня к осознанию неопровержимой истины.
Я променяла исцеление здесь на жизнь там. Я использовала визиты в другой мир как способ справиться с горем, пусть даже все, что читала о преодолении печали, твердит: такое невозможно. Неужели мой проклятый доктор подстроил? Я не проходила через переживания сознательно. Металась между двумя мирами, брела окольным путем, притормаживала себя, не осознавая этого.
После той ночи в Нью-Йорке я не принимала розовых пилюль в Хорватии и в результате нормально спала по ночам. Темные круги под глазами исчезли, сердце билось легче, ведь ему не приходилось постоянно переключаться. Мои дни были проще – жить одной жизнью не так напряженно, как жить двумя поочередно.
Нельзя игнорировать тот факт, что я продолжаю меняться: та я, которая навещает Фредди в другом мире, все меньше и меньше похожа на Лидию, которую он знает. И по правде говоря, мне даже больше нравится новая версия меня самой. Да, у нее пока не все наладилось, но она решительна, готова к приключениям, сильна. Она старается пусть медленно, но идти вперед, шагать против течения, а я все это время пыталась оттащить ее назад.
Наяву
Суббота, 28 сентября
– Ты абсолютно уверена?
Я смотрю через зеркало в глаза моей парикмахерше:
– Да.
Она стоит за моей спиной с ножницами в руке. Для женщины, которой платят за стрижки, выглядит уж слишком не желающей это делать.
– В последние десять лет я тебе обрезала волосы не больше чем на дюйм. – Лаура покусывает губу.
Это правда. Я берегла свои волосы, но теперь…
Я в последний раз взвешиваю на ладони пряди.
– Действуй!
Она глубоко вздыхает и больше вопросов не задает.
После этого я долго сижу в своей машине, мои волосы лежат в прозрачном пакете на молнии у меня на коленях. Доун несколько лет назад пожертвовала свои, так что и я накануне вечером нашла в Интернете благотворительное учреждение, которое делает парики для девочек-подростков. В пятнадцать я гордилась своими волосами, они доставляли мне радость. И мне тепло от мысли, что они могут сделать немножко светлее жизнь какой-нибудь девочки, сражающейся с болезнью. А мне они больше не нужны.
В прихожей я бросаю сумку и рассматриваю себя в зеркале, поворачиваясь так и этак, поглаживая кончиками пальцев открывшуюся шею, трогая короткие пряди вокруг лица. Я могу теперь поставить галочку в списке реакций на горе, там, где значится «отрежь волосы». У Лауры чуть сердечный приступ не случился, когда я попросила сделать мне самую короткую, почти мужскую стрижку «пикси». Она схватила стопку журналов и стала показывать мне фотографии стрижек, предположив, что я просто ошиблась. Но я не ошиблась; я знала, чего хочу, и, глядя на себя теперь, рада, что набралась достаточно храбрости и прошла через это.
