Чай уже давно перестал быть горячим, а Пашка так и не завёл разговор, которого явно ждали они оба. Вероника нервничала всё сильнее и потому сама ринулась в бой. Возможно, ему просто нужен толчок и стимул, чтобы начать.
– Паш, ты ничего не хочешь мне объяснить? Что это за внезапная смена настроений? То не замечал меня столько лет, то вдруг жениться надумал. И эти… сцены ревности, по-другому я твоё поведение в последние дни назвать не могу. Откуда всё это? Такое ощущение, что у вас со Славой какое-то противостояние, в центре которого нахожусь я. Или мне кажется? Дело в Ковалевском?
Дронов прошёлся по комнате, открыл рот, потом закрыл, затем снова открыл и выпалил, видимо, пока хватало решимости:
– Да, дело в нём. Я… я проиграл тебя ему. Проиграл, понимаешь?
Пашка рухнул на диван, глядя в пол.
Ника, которая готова была рухнуть рядом, насилу сдержалась и осторожно села. Грудь будто тисками сжало.
– Знаю, что прав на тебя не имею, но отпустить не могу, – продолжил Паша. – Так бы и вырвал из его лап!
– Паш, давай по порядку, хорошо? – попросила она удивительно чужим голосом. – Насколько понимаю, ты должен мне что-то рассказать. Я выслушаю всё, потому что хочу понять, что происходит. И между вами двоими, и между нами троими.
Дронов шумно выдохнул. Помолчал, посмотрел несчастными глазами и начал свою исповедь.
– Мы с тобой знакомы ещё с детского сада, и я всегда хорошо к тебе относился, ты знаешь. Но девочками в то время не интересовался, так что ты была для меня хорошей знакомой, а потом и другом. Впервые я разглядел тебя в третьем классе, когда ты подсказала мне на математике и спасла от двойки. Я был почти счастлив, а ты так улыбнулась, что… В общем, меня оглушила первая любовь, внезапно и совершенно неожиданно. А потом я увидел, что ты нравишься Славке.
На этом месте Дронов схватил чашку и сделал два больших глотка, а Ника сидела затаив дыхание и боялась неосторожным жестом нарушить поток его откровений.
– Но девушка, которая нравится другу, для меня табу, поэтому я, типа, не замечал твоих чувств, и дело вовсе не в том, что ты была пухленькой. Я после этого со многими девчонками пробовал заводить отношения, но с тобой никто сравниться не мог. А когда в одиннадцатом классе увидел тебя после Нового года, изящную, как статуэточка, не сдержался, потерял контроль и ляпнул Ковалевскому, что хочу позвать на свидание, чтобы всё по-честному было.
– А я на тебя тогда обиделась, что не обратил внимания на моё преображение… – проговорила она, а по щеке скатилась слеза.
– Конечно заметил! Как мог не заметить?! – он осторожно вытер влагу с её лица. – Помнишь, как я на две недели слёг от заразной болезни и не разрешал тебе приходить меня проведывать? А ведь не было никакой болезни. Во-о-от, это Славка мне накостылял, чтобы я к тебе, похорошевшей и похудевшей, не лез. Стыдно признаться, с меня синяки дней десять сходили, а ты даже не догадывалась, – Паша отвёл взгляд.
О да, Вероника помнила, как волновалась и переживала. И как приходила к его дому, но её не пускали.
– Знаешь, Славка над тобой как коршун кружил, или как собака на сене: и сам не ел, и другим не давал. Я не знал, в чём там дело, но меня такое положение вещей вывело из себя, – Паша сделал ещё глоток. – У нас вышел спор, и я, заносчивый дурак, предложил решить дело по-пацански, кулаками, а проигравший должен был от тебя отстать. Я же знал, что нравлюсь тебе, и рассчитывал на безоговорочную победу, все дела. Ну, и получил от него в бубен.
На Нику будто ведро холодной воды опрокинули.
– То есть вы меня разыграли… как вещь?! – опешила она. – Вы вообще подумали о моих чувствах?
– Прости, Ник. Говорю же, дурак был, когда предложил, а потом уже стало поздно отступать.
– Ну да, «не по-пацански», – горько выдохнула Вероника.
– Но ведь победитель тебя ни к чему не принуждал, разве нет? – он заглянул ей в глаза. – Мы со Славой уговорились, что он против твоей воли ничего делать не будет, только если сама обратишь на него внимание и захочешь. Иначе бы я не отступил.
Ника поднялась и пересела с дивана на стул, чтобы увеличить личное пространство и иметь возможность посмотреть на несостоявшегося мужа со стороны.
– Паш, ты хочешь сказать, что все эти годы «не обращал на меня внимания» только из-за этого вашего «пацанского» спора, своего проигрыша и «неприкосновенности девушки друга»? – уточнила она.
– Ты сама всё сказала, мне добавить нечего.
– То есть ты на самом деле любил меня вот уже столько лет?!
– Любил и люблю, – произнёс Паша сокровенные слова, которые Вероника так от него ждала. И не врал, она была уверена. – Странно, так боялся сказать эту заветную фразу, но сейчас она вовсе не кажется пафосной и фальшивой.
– А как же… – Ника запнулась, но продолжила, – как же все те девушки, которые прошли через твою… твои руки?
Дронов вскочил и снова стал ходить по комнате, как хищник в клетке.
– Ник, а ты можешь представить, что это такое, когда та, кого ты любишь, совсем рядом, но ты не имеешь права к ней прикоснуться и показать свои чувства?! – он приостановился и глянул на неё обжигающим взглядом, а потом продолжил хаотичное перемещение. – Все те девушки – бесплодные попытки заменить и выбросить из памяти тебя. Ты ведь заметила, что у них примерно один типаж, полная твоя противоположность. Но нет, каждый чёртов раз, когда я обнимал или целовал кого-то из них, перед глазами, в сознании, в душе и в сердце была только ты. Как в той дурной песне, которую я тогда по радио ставил. Кажется, я скоро свихнусь! – он саданул кулаком по спинке дивана.
– Паш, – Ника сглотнула, – ты говорил, что нарушил слово всего один раз. Ты этот случай имел в виду?
– Да, этот. Обещал Славе, что на тебя не посягну, а сам жениться надумал, но… Чёрт, мы же были всего лишь пацанами! – Пашка запустил пятерню в волосы. – Тогда «слово пацана» было нерушимой ценностью, да и сейчас тоже, но как можно из-за глупого подросткового спора ломать жизнь и себе, и окружающим?! Я как бы «динамил» тебя столько лет, хотя мы уже давно могли быть счастливы вместе! И что с того, что выиграл Славка, если любишь ты меня?! Когда он вернулся через столько лет, я понял: за тобой приехал, заслуженное забирать. И ощутил… что нет, не отдам!
У Вероники будто душу наизнанку вывернули. Произошедшее просто в голове не укладывалось, и она не представляла, как на всё это реагировать.
– Я даже не знаю, что сказать, – пробормотала безжизненно. – У меня слов не хватает…
– Только, Ник, не смотри сейчас на меня, хорошо? – Паша отвернулся. – Мне так стыдно. Стыдно, что проиграл, что слабаком оказался, что тебя не удержал. Вон, в качалку пошёл, чтобы вернуть себя. А сейчас всё и так хуже не придумаешь, так что скрывать и дальше смысла нет. Да и перед тренингом снова схлопотал фингал от Ковалевского, хотя сам хотел ему навешать, что за нами увязался. Он как зверь, дикий, беспощадный, когда бьётся за то, что ему дорого.
