– Ты всё правильно сделал, Мануэль. Ты молодчина. А я пришёл за тобой. Пойдём?
И, не оборачиваясь, побежал вглубь коридора.
Падре Мануэль вскочил и, путаясь в полах сутаны, рванул следом за ним.
Падре Алваро об ангеле не знал и тем более не мог видеть его, поэтому решил, что падре Мануэль хочет убить его, как только что убил донью Кармелу и тоже бросился бежать.
Убегая, он хотел закричать, но предательская глотка не выдала ничего, кроме жалкого верещания. Падре Алваро бежал, размахивая короткими руками и забавно переваливаясь на внезапно ставших ватными ногах, в ушах у него свистел ветер, ныли не привыкшие к нагрузкам мышцы, уже стало сводить икры, а он всё убегал и убегал подальше от того страшного места, где убивает прихожан безумный падре Мануэль, и смог остановиться, только когда заметил, что находится в центре площади, среди удивлённых необычным кроссом священника горожан.
Заметив, что его разглядывают, падре Алваро остановился и, с трудом переводя дух, заставил себя оглянуться, но позади никого не было. Он постоял ещё немного и вновь заставил себя обернуться, чтобы убедиться, что ему не показалось и за ним действительно никто не гонится. Убедившись, перекрестился и быстрым шагом пошёл в полицию.
– Боже, как круты ступени и как их много! Они закончатся когда-нибудь?! – бормотал падре Мануэль, карабкаясь вслед за бегущим впереди ангелом по узкой винтовой спирали лестницы, ведущей на колокольню.
Ангел периодически оборачивался и смотрел на падре Мануэля взглядом, который мог бы показаться лукавым, если бы не исходил от самого чистого и непорочного существа на свете.
– Я бегу за тобой. Как ты прекрасен. Смеёшься? Мой ангел, я тоже буду смеяться, мы с тобой оба будем всё время смеяться там, среди святых образов, в светлых молитвах, в покое и чистой любви. Чистой, как твоя улыбка. Я знал, что когда-нибудь ты придёшь ко мне, и я ждал тебя, мой маленький друг.
В ответ ангел хмурился и шаловливо грозил пальчиком.
– Нет-нет, – спешил заверить его Мануэль. – Я бегу, я здесь, не сердись, ты только не сердись.
Ведомый ангелом, он наконец одолел подъём, взобрался на колокольню и подошёл к давно нуждавшейся в ремонте каменной перекладине звонницы. Шумной тучей взметнулась вверх стая испуганных голубей, но ожидавший падре Мануэля ангел не обратил на них внимания. Ангела не интересовали птицы, он явно спешил, поэтому не стал дожидаться падре, перелез через бордюр и воспарил в воздух.
– Какой ты медленный, Мануэль, – по-прежнему хмурясь, крикнул он с высоты. – Ползёшь, как та самая улитка. Ты ведь тоже потерял свой домик? А где твой внутренний голос, Мануэль? Он бросил тебя, и только я рядом с тобой! Поспеши, Мануэль! Поспеши!
– Я иду, мой ангел, я здесь, я с тобой, – заверил ангела падре Мануэль, пытаясь восстановить сбившееся во время подъёма по лестнице дыхание.
Он пробрался мимо тугого колокольного бока к арочному пролёту, с которого открывался красивый вид на город, взобрался на служившую звоннице ограждением перекладину и, не раздумывая, спрыгнул с неё, но вместо того чтобы взлететь, подобно птице, стремительно понёсся вниз и с гулким звуком распластался на каменной плоти площади под истошный крик коротавшей время в ожидании покупателей продавщицы цветов.
Где ты, мой ангел?
Почему оставил меня?
Совещание
Гибель падре Мануэля и доньи Кармелы шокировала город. В местном муниципалитете был создан комитет по организации похорон, на площади толпились возбуждённые происшедшей трагедией люди, а место гибели падре пришлось оградить специальным забором, стремительно обросшим многочисленными цветами, свечками, ладанками, иконами и фотографиями. Падре Алваро после краткого общения с Ньето в переговоры ни с кем не вступал. Но не только потому, что получил строгое предупреждение от начальника полиции о том, что должен молчать, как молчат рыбы в далёких, никогда не виденных им морях и океанах, но и попросту из-за нехватки времени.
Службы в церкви шли почти беспрерывно.
В самой мэрии тоже кипели страсти. И причиной оказался, как ни странно, порядок похорон падре Мануэля и доньи Кармелы.
Поначалу всё шло мирно. Комитет принял решение проводить падре Мануэля в последний путь скромно и похоронить его в отдельном месте, как и подобает хоронить самоубийц. В том, что падре Мануэль убил себя после того, как задушил донью Кармелу, не сомневался никто, включая прокурора Лопеса, да и причины, побудившие священника к столь радикальным шагам, ни у кого не вызывали сомнений. Все понимали, что перенёсший недавно тяжёлый нервный срыв падре Мануэль убил донью Кармелу потому, что не выдержал её болтовни, а когда убил, то раскаялся и, как и положено благочестивому человеку, трагически свёл счёты с жизнью. Как бы ни скорбели о падре Мануэле жители города, церковные догмы надо было соблюдать, а значит, следовало предать земле его тело в специально отведённом месте, но не за оградой, как предлагал судья Моралес, а подле неё, на внутренней стороне, то есть на территории кладбища.
Казалось, всё было обговорено, и мэр Родригес уже хотел распустить комитет, как уже принятому решению неожиданно воспротивился начальник полиции.
В своей традиционно лаконичной манере Ньето объяснил присутствующим, что максимальное соблюдение тайны смерти как доньи Кармелы, так и самого падре – в их общих интересах и что надо будет обставить трагедию как попытку падре Мануэля изгнать вселившихся в донью Кармелу бесов, поэтому хоронить его как самоубийцу категорически нельзя.
– Вы хотите представить сумасшедшего героем? – брезгливо поморщившись, спросил мэр Родригес. – И это тогда, когда город переполнен слухами?
– Вот и опровергнем их, – коротко ответил Ньето.
– А на колокольню кто его потом загнал? Те самые бесы, которых он предварительно столь успешно одолел? – поинтересовался судья Моралес.
– Они и загнали, – не моргнув глазом, ответил Ньето. – Бесы, я имею в виду.
– Ах, бесы… – иронически хмыкнул судья.
– Есть иные предложения? – поинтересовался Ньето. – Или кто-нибудь здесь может оспорить мои доводы? Это же народ. Он ждёт ответа от власти. Официального ответа о судьбе их любимого священника.
– Похоже, с моим мнением тут никто не считается, – подал голос прокурор Лопес. – Но даже если это так, я его выскажу. Вы решили поиздеваться надо мной? Это я вам говорю, наш многоуважаемый начальник нашей многоуважаемой полиции. Вы собрались хоронить нечестивца и убийцу моей жены как героя?
– Вам, видимо, позарез хочется заполучить сюда комиссию по расследованию? – парировал Ньето, стоя в центре кабинета прямо напротив утонувшего в большом неудобном кресле прокурора. – Достаточно одной журналистской заметки, чтобы начался шум. И вообще, скажите спасибо, Лопес, что Интернет в нашем городишке пока востребован лишь извращенцами. Вы собираетесь похоронить падре Мануэля как самоубийцу в городе, где все любили и уважали его и, наоборот, прятались кто куда при встрече с вашей супругой? Вы видели цветы и свечи на площади? Если нет – советую посмотреть. Оставьте для речей в суде ваши изысканные словосочетания, а мы в это время подумаем, как обрубить все концы. За вас и вместо вас подумаем, между прочим.
