– Хорошо, что ты ещё здесь, – крикнул он, почти бегом направляясь к припаркованному автомобилю. – Она довела меня так, что я бы, наверное, не смог вести машину!
– Я и не собирался уезжать. Машину-то кто мыть будет? Чем с утра мыть, я лучше посплю лишнее, – пробурчал Панчито, садясь в водительское кресло.
– Поехали, поехали, хватит болтать! – рявкнул в ответ Мигель, и автомобиль рванул с места, а Мария-Луиза, вслушиваясь в визг отъехавшей машины, плаксиво пожаловалась выскочившим на шум Консуэло и донье Аугусте:
– Даже не поздоровался толком, не то чтобы нормально поговорить. Что я такого сделала, не пойму?
И, притворно сокрушаясь, пошла по комнатам, чтобы оценить размер ущерба, нанесённого гневом Мигеля.
Даже явление Пресвятой Девы, неожиданно возжелавшей спуститься на землю в окружении ангелов, не произвело бы того впечатления, которое произвело на обитателей поместья появление Мигеля Фернандеса, въехавшего во двор после требовательного сигнала клаксона.
Он вылез из салона и, расставив ноги и скрестив руки на груди, как полководец во время боя, медленно осмотрел двор, на который один за другим высыпали почти все обитатели поместья, включая Гонсало.
– Что случилось, друг? – не здороваясь и не обращая внимания на остальных, обратился к Гонсало Мигель. – Ты звонил мне?
Гонсало открыл рот, чтобы ответить, но ему помешала Инес.
– Да вот, не знает, как похоронить покойницу. А она развонялась уже, в комнату не зайдёшь, – с брезгливой гримасой на лице ввернула она.
– Заткнись, мать твою, ты заткнёшься когда-нибудь или нет? – заорал Гонсало, но на кукольно-резком лице Инес не отразилось ни капли страха.
– Спросили, я и говорю, – огрызнулась она.
– Так-так, спокойно, я не для того приехал, чтобы участвовать в твоих разборках с женой, хотя, не скрою, многие бабы не заслуживают ничего, кроме хорошей трёпки, – вмешался Мигель, подошёл к Гонсало и, прижав его к груди, произнёс приличествующие в таких случаях слова соболезнования.
От неожиданности, связанной не столько с появлением Мигеля, сколько с теплотой произнесённых им слов, Гонсало прослезился и, забыв про Инес, широким жестом пригласил гостя войти в дом.
Тереса лежала на кровати неожиданно другая и почти неузнаваемая. Ещё недавно живая кожа приобрела сероватый оттенок, одетое в давно приготовленную ею для последнего упокоения одежду тело будто уменьшилось в размерах, а руки с красивыми длинными пальцами приобрели характерную для неживой плоти остроту линий. Тоскливо поблёскивали в мерцании многочисленных свечей серебряные серьги в прозрачных ушах.
В комнате стоял отчётливый сладковатый запах начавшегося разложения, и Мигель почувствовал, как к горлу подступает неизбежная в этих случаях тошнота.
В отличие от Мигеля, Гонсало ничего не чувствовал, поскольку его проспиртованный алкоголем организм уже давно не воспринимал посторонних запахов. Прошагав тяжёлой походкой к кровати, на которой покоилась Тереса, он встал у изголовья и застыл в приличествующей моменту молчаливой позе.
Следом, из последних сил задерживая дыхание, прошёл и встал с другой стороны Мигель, и в комнате наступила тишина, в которой слышался только скрип стонущих под тяжестью мужских ног половиц да доносились в открытую дверь обрывки приглушённых разговоров.
Столпившиеся в коридоре обитатели поместья переваривали визит важной персоны.
Тренированный организм Мигеля в итоге выдержал испытание соболезнованием с блеском. Простояв почти минуту с выражением скорбной сосредоточенности на лице, он с улыбкой обернулся к Гонсало и жестом предложил выйти. И, не ожидая реакции, сам двинулся на выход.
Гонсало молча пошёл следом.
В гостиной Мигель сел на диван, закинул ногу на ногу и пригласил Гонсало последовать его примеру.
Начав потихоньку удивляться поведению гостя, Гонсало медленно прошёл в сторону развёрнутого к выходу кресла и так же медленно, будто недоумевая по поводу собственного послушания, уселся в него.
Следом в комнату влетела Инес. Улыбнувшись ей, как улыбаются старым знакомым, Мигель попросил принести чего-нибудь холодненького. Сделал он это таким тоном, будто разговаривал со своей секретаршей, но Инес его тон не смутил, и она с готовностью бросилась на кухню.
– Вот это мужчина, – поделилась она с Гуаделупе. – На край света за таким пошла бы! Он всегда мне нравился, не то что его корова! И как он с ней живёт?
– Изменяет направо и налево, – с готовностью сообщила Гуаделупе.
– Да знаю! Ну и что же, что изменяет? Ему и сама Богородица не отказала бы!
И они одновременно прыснули, прикрывая рты и махая руками друг на друга, а Мигель приступил к тому, ради чего, собственно, и появился в поместье.
– Я не буду рассусоливать, тем более что сейчас неподходящий момент для длинных бесед, – обратился он к Гонсало, сидевшему в кресле в неловкой позе человека, редко использовавшего этот вид отдыха.
Гонсало молча кивнул.
– Я пришёл, чтобы предложить тебе свою помощь. Может, между нами и было некоторое недопонимание, но я так считаю, что в горе человек должен отбросить предрассудки и недовольство и встать рядом. Давай забудем обо всём и поговорим, как близкие люди. И потом, мы с тобой, в конце концов, соседи. Даже в церкви сидим недалеко друг от друга.
В зал вернулась Инес с подносом, на котором стояли дежурный кувшин с лимонадом и два стакана. Не сводя с Мигеля блестевших сильнее обычного глаз, она подошла к тому самому столику, с которого в поместье начались приключения падре Мануэля, ловко выставила на него наполненный почти до краёв кувшин и стаканы к нему и выложила пару красивых домотканых салфеток, извлечённых в связи с торжественностью случая из заветного комода в её спальне.
Наблюдая за грубоватым кокетством хозяйки, Мигель, как это и случалось с ним, когда он попадал в компанию с плохо знакомыми либо вовсе незнакомыми ему женщинами, почувствовал острое возбуждение, которое неожиданно сменилось внезапной, в мгновение ока обретшей статус озарения догадкой.
«Вот же ключ к решению, Мигель Фернандес, как же ты не догадался раньше! Давай, действуй!» – подумал он, вскочил с дивана и галантным жестом пригласил Инес присесть.
Приглашающий жест Мигеля был настолько непривычен, а перспективы его продолжения столь волнительны, что Инес, возможно, впервые в жизни смутилась и попросту сбежала из гостиной, не забыв бросить в сторону гостя полный восторженной страсти взгляд.
Проследив за ней глазами, Мигель вернулся на место.
– Гонсалито, я хочу, чтобы ты поверил в искренность моих чувств, – едва присев, заговорил он. – Я готов предложить тебе свою помощь не потому, что ты не справишься сам, ведь Господь видит, что я не испытываю никаких сомнений в твоих возможностях. Но в нашей жизни есть моменты, когда справляться с проблемами или неурядицами лучше не одному. И мне кажется, что в твоей жизни наступил как раз такой момент, поэтому я готов протянуть тебе свою руку и, чего уж скрывать, своё сердце.
