– Его мать, я полагаю, – вмешался Хуан.
– А-а, – сказал Гонсало и только собрался возмутиться, что кто-то тут обозвал его придурком, как Майкл резко остановился и, заглядывая ему в лицо, спросил:
– Ты её убил?
– Кого это? Твою маму, что ли?
– Сеньору Инес. Я думаю, он про неё спрашивает, – послышался голос Хуана. – Мигелито, ты ведь про неё спрашиваешь?
Кивнув, Майкл не стал дожидаться ответа и залез в машину.
После некоторой заминки, понадобившейся для того, чтобы осмыслить заданный ему вопрос, Гонсало поспешил следом. Только он сел в салон – Майкл запрыгнул к нему на колени так, как обычно запрыгивают в седло.
«Ну и носик у мальца, – подумал Гонсало, разглядывая его. – Кончиком вверх, ноздри тонкие, как у девчонки. Будто лепили. Чистая скульптура, клянусь всеми святыми».
А Майкл взял в ладони его колючее, заросшее за прошедшие сутки лицо и, явно подражая Тересите, сказал:
– Ты чего, Гонсалито, меня не слушаешь? А ну-ка, сейчас же слушай!
– Да-да, конечно, слушаю, – сказал Гонсало и попытался обнять его, но Майкл не позволил, резко оттолкнул тянувшиеся к нему руки и решительно схватил Гонсало за явно нуждавшиеся в уходе усы.
– Подстриги усы, Гонсалито, – по-прежнему подражая Тересе, сказал он и довольно чувствительно дёрнул Гонсало за густую, обильно росшую под крупным мясистым носом щетину. – Подстриги и побрейся! Я кому сказал!
Хуан с любопытством наблюдал за действиями Майкла в зеркало заднего обзора. Ведомая им машина с почти черепашьей скоростью плелась в сторону поместья.
– Так ты убил её? – вернулся Майкл к прежней теме.
– Скажи, а ты хотел бы, чтобы я её убил? – спросил Гонсало и подмигнул Хуану в зеркало.
Майкл согласно кивнул.
– То есть ты готов на то, чтобы я убил её? – переспросил Гонсало.
Майкл опять кивнул в ответ.
– И тебе её не жалко?
– Нет. Она плохая, – сказал Майкл, затем прильнул к Гонсало и отчётливо прошептал ему на ухо:
– Если ты её не убьёшь, она убьёт мамиту.
И, помедлив, добавил:
– И тебя убьёт тоже.
– Чего сделает? – переспросил Гонсало.
В голосе Майкла послышалось сильное раздражение.
– Ты что, глухой? Почему переспрашиваешь? Ты и мамиту всегда переспрашиваешь!
Он слез с коленей Гонсало и уставился в окно. Ведомый Хуаном автомобиль как раз подъехал к оставленным распахнутыми воротам поместья, и опешивший от вопросов Гонсало так и не успел ничего ответить.
Тереса всё ещё сидела на полу. Только прислонилась спиной к краю кровати, чтобы не упасть. Отогнав взмахами рук пытавшихся помочь служанок, она поправила растрёпанные в недавней драке волосы и решила непременно успокоиться. В голове стучали молотки – тук-тук-бом-м, тук-тук-бом-м, и Тересита мотнула ею из стороны в сторону, чтобы прекратить назойливый, изнуряющий стук, но молотки не исчезли, а стали дробнее – тук-тук-тук-тук – и вскоре вновь вернулись к начальному ритму.
Тереса решила, что это сидящие внутри неё демоны хотят вырваться наружу.
– Ты одержима дьяволом, – зашептала она. – Тебе нет прощения. Слышишь, Тереса Кастилья? Нет тебе прощения! Чем ты занята, чёртова дочь? Бегаешь по поместью, считаешь количество снеди на кухне, стрижёшь кусты в саду. И это вместо того, чтобы смотреть во все глаза за ребёнком. Вот результат. Он же мог умереть там, на трамплине! Ты заслужила побои, Тереса Кастилья! Старая курица, пора тебе туда, куда ты скоро и отправишься, как мамасита твоя во сне тебе предсказывает! Припозднилась чего-то здесь, видимо, нравится глупостями заниматься! Да ты и там не справишься! Потеряешь его как пить дать!
Она ругала себя последними словами, просила прощения у небесных сил за то, что упустила своего ангела, вновь ругала.
– Мы с Мигелито поедем к падре Мануэлю, как только приду в себя. Помолюсь за него, да и за вас с Инес тоже, – сказала она Гонсало, когда он привёл Майкла.
– Молись не молись – ей не поможет, – буркнул Гонсало и пошёл в подсобку к Хуану залечивать душевные раны.
Агентство
Стив пришёл к решению выстроить параллельную жизнь, уже будучи миллиардером и известным филантропом, не менее известным коллекционером и отцом двоих детей.
– Я живу в браке пять лет и могу позволить себе сделать выводы, которые не будут стратегически ошибочными, – заявил он в очередной доверительной беседе с Джанни. – Ты же знаешь, Джан, что стратегия – мой главный жизненный принцип, основа основ, базис, на котором зиждется надстройка моего благополучия. Без стратегии нет шансов остаться на высоте никому, тем более мне, человеку без определённого прошлого, а значит, без опоры под ногами. Если, не дай бог, я споткнусь, они все… – тут он описал рукой широкую дугу, – будут топтать меня и, урча, рвать на части мою беззащитную плоть. Первыми рвать меня начнут, кстати, мои тесть и жена. И я говорю так не только потому, что уже понял, как работают некоторые механизмы в этих респектабельных джунглях, но и потому, что знаю людей. Они злопамятны, обидчивы и не умеют прощать.
– Стив, ну что за философия? Я пойму и без неё, – усмехнулся Джанни. – Давай покороче.
– Понял. Буду покороче, если смогу, конечно. Ты же знаешь, я люблю поболтать, хе-хе.
– Стив, не будь занудой, а то я начну тебя воспитывать. Чем я хуже Марши?
– Всё-всё, молчу. Только не Марша, чёрт возьми. В общем, слушай. Чтобы чувствовать себя защищенным, но свободным, о мой добрый Джан, мне нужны параллельные денежные потоки, о которых будем знать только я, ты и те, с кем вместе мы будем их добывать. В мире столько возможностей для обладателей нелегальных умов и столько умельцев направлять свой талант на их реализацию, что я не вижу причины не влиться в их замечательную компанию. Чёрт побери, да меня просто бесит мысль о том, какие деньжищи плывут мимо, пока я сижу на совещаниях или хожу с женой в оперу! А что нужно для того, чтобы влиться в их компанию?
– Начальный капитал и наглость?
– Нет, о мой замечательный Джан. Для того чтобы вернуться к обретённым когда-то в доме дона Паоло ценностям, нужна команда. И ты во главе её.
– При чём тут я?
– Понимаешь, в моей жизни всё должно быть под контролем. Абсолютно всё. И бизнес, и семья. Один с новыми реалиями, которые неизбежно возникнут, я не справлюсь. Ты должен будешь помогать мне, должен будешь раскладывать происходящее по полочкам, смотреть в оба там, в моей параллельной жизни, и здесь, где Марша, дети и официальный бизнес. И держать меня в курсе происходящего в том ключе, который принят был в доме твоего отца, – то есть тотально.
