Джанни привстал и протянул Майклу руку.
– Меня зовут Джанни, – сказал он. – Но можно Джо. Джо Альдони.
Майкл пожал протянутую руку и, еле заметно улыбнувшись, назвал своё имя и фамилию.
– Не знал, что тебя зовут Джанни, шеф, – прогудел Вишня.
– Меня так звали в детстве, – сказал Джанни, не оборачиваясь.
– Так как мне вас называть – Джо или Джанни? – по-прежнему церемонно спросил Майкл, мельком, но изучающе взглянув на Вишню.
– Как хочешь, так и называй, Майкл. Можно Джо, можно Джан, – сказал Джанни. – И давай на ты, ладно?
– Ладно, – внезапно сменил церемонный тон Майкл. – Давай на ты. Рад познакомиться, Джо.
– А меня зовут Вишня, – встрял в разговор Вишня и широко улыбнулся, увидев, что Майкл смеётся в ответ.
«Крот, – думал Майкл, рассматривая крупные белые зубы, которые обнажил в улыбке Вишня. – Такой зарежет, не задумываясь. А этот Джо или Джан – твой раб. Но раб непростой. Эй, кажется, ты влип в историю, Мигелито».
Он внимательно, не скрывая интереса, посмотрел в глаза Джанни. Тот встретил направленный на него взгляд со спокойствием, за которым угадывалась тренированная воля, и Майкл подумал, что невысокий господин в тёмном двубортном тренче явно умеет держать удар и что сделанный им вывод означает лишь одно. Что заболтать и обмануть невысокого господина в тренче не получится.
«Что ж, – решил он про себя. – Придётся действовать напрямик, а там будь что будет. Чёрт бы вас всех побрал!»
– Сразу предупреждаю тебя, Джо, – вслух сказал он. – Я не гей, я не хочу стать актёром или моделью, у меня нет вредных привычек, и ты не сможешь уговорить меня, а только заставить.
Джанни поднял руки в успокаивающем жесте.
– Могу ответить то же самое, Майкл. Я не сутенёр, не агент по найму и не любитель мальчиков. Я всего лишь начальник охраны одного парня, которого зовут Стив Дженкинс. За спиной у меня мои люди, и никто не посмеет обидеть тебя. А ещё я люблю историю и живопись и живу совершенно один в часе езды от города.
И добавил, указывая в сторону Вишни большим пальцем:
– Если не считать его. Сукин сын ходит за мной по пятам.
– Что в таком случае означает твой визит? – спросил заметно успокоившийся Майкл и очень аккуратно, почти незаметно переместился вперёд и спустил ноги с кровати.
– Я предлагаю тебе переехать ко мне. Не скрою, предложение не носит случайного характера и не связано с твоими внешними данными напрямую. То есть я хочу сказать, что дело не в твоих внешних данных, а в том, что я тебя искал, и уже давно.
– Искал меня? С какой целью?
– Я обещаю тебе объяснить всё дома. Здесь не место для душевных разговоров, согласись.
– Это мой дом в первую очередь, – сохраняя вежливость в интонациях, осадил Джанни Майкл. – Позволь мне самому решать, где мне удобно выслушать тебя, ладно?
Но Джанни остался невозмутим.
– Там теперь тоже твой дом, Майкл, – спокойно сказал он. – И считай, что у тебя там уже есть своя комната и собственная ванная. И моё предложение лучше, чем твоя теперешняя ситуация. Посмотри, в каком гадюшнике ты живёшь, и сделай выводы. А причины моего появления вполне удовлетворят тебя, я обещаю.
– А если нет?
– Тогда и поговорим.
– Смешно мне тебя слушать, Джо, – усмехнулся Майкл. – Судя по всему, у меня нет шансов оспорить принятое тобой решение, и ты это отлично знаешь. Тем не менее ты делаешь вид, что уговариваешь меня. Хочешь избежать истерики и прочих проблем?
Джанни криво усмехнулся в ответ, но промолчал, явно соглашаясь с выводами Майкла.
– Понятно, – сказал Майкл. – А теперь слушай, что я скажу. Я поеду с тобой просто потому, что у меня действительно нет иного выхода. И не из-за того, что ты так крут и можешь заставить меня, а по причинам личного порядка. То есть я хочу сказать, что мне нельзя уже здесь оставаться. Но. Если жизнь в твоём доме не удовлетворит меня – я уйду, а если ты не отпустишь меня – объявлю голодовку. И никто, слышишь? Никто на свете не сможет заставить меня принимать пищу.
– Что ты сделаешь, повтори?
– Перестану есть. И пить. Как это называется? Кажется, сухая голодовка?
– Это называется шантаж.
– Точно. Шантаж. Есть ещё один момент.
– Становится интересно. И какой?
– Ты сам пришёл сюда. Я тебя не звал.
– И что с того?
– А то, что я снимаю с себя ответственность за возможные последствия нашего знакомства.
– Вот как! Я окончательно заинтригован, но ни черта не понял.
– Я хочу сказать, что жизнь со мной – это испытание, и только от тебя зависит, пройдёшь ты его или нет.
– Уже умираю от желания пройти.
– И вот ещё что. Не факт, что мне понравится у тебя.
– Обещаю не давить на тебя в этом случае, – вставая, сказал Джанни. – И я принял к сведению твоё предупреждение насчёт ответственности и даже готов его учесть. Вишня, помоги Майклу собрать вещи. Я жду вас в машине.
«Быстро выйти, быстро! Где этот чёртов лифт? Категорически не могу сейчас бегать по лестницам. Надо упорядочить мысли и успокоиться. Как надоел этот Саймон, идёт по пятам. Спокойно, Джанни, он всего лишь делает своё дело. О мой бог, какой ужасный лифт! А ты стал жирным ублюдком, Джанни. Оторвался от настоящей жизни. Вот она, вокруг тебя, смотри и радуйся, что тебе повезло не вариться в её гнилом соусе. Быстрее на улицу, быстрее в машину. Всё, сел. Пусть теперь Саймон катится к чертям».
– Саймон, иди в свою машину. Ты славно поработал сегодня, – сказал он, и Саймон растворился в полутьме улицы.
«Кого напоминает тебе мальчишка, помимо того, что он и есть ангел из сна Стива? Думай, Джанни Альдони, думай!»
Но не надо было думать, потому что Джанни уже знал, кого напоминает ему прекрасный юноша, забившийся в угол убогой комнаты на седьмом этаже мрачного дома.
У неё были такие же синие глаза и очень ровная белая кожа. И волосы завивались в кудри и были светлыми настолько, что их не надо было подкрашивать, чтобы выглядеть блондинкой. Он помнит их тугие кольца на её гибкой шее. Маленькому Джанни так нравилось засовывать пальчик внутрь и чувствовать их скользящий шёлк.
Франческа. Его прекрасная, похожая на богиню мать, которую он бросил, чтобы не видеть, как она несчастна.
Он почувствовал запах кофе, вспомнил его так явственно, будто сидел рядом с ней на высоком детском стульчике. Мать любит пить кофе по утрам, он смотрит, как касаются края белой фарфоровой чашки её губы, и любуется ими. Как она красива, какие у неё тонкие пальцы с блестящими ногтями! На пальцах кольца, он только недавно осознал, что это были старинные бриллианты. Он помнит нанесённые карандашом стрелки на её глазах, стройную фигуру в узких красных брюках и такую быструю, такую летящую походку.
