– Уйду, если ты улыбнёшься, – заявил Боб и посмотрел на Майкла так, как смотрел на него с того мгновения, когда впервые увидел его.
Чтобы избавиться от непрошеного гостя, Майклу ничего не оставалось, как сделать вид, что он готов исполнить его просьбу. Он мимолётно улыбнулся, но сразу же вновь стал серьёзным.
– Мало, – разочарованно выдохнул Боб. – Понимаешь, чувак, когда ты улыбаешься, мне хочется танцевать.
И, явно смутившись от собственных слов, поспешил сгладить их излишнюю порывистость:
– Я в том смысле говорю, что у тебя улыбка открытая. Без задних движух там или хитрости…
Майкл промолчал.
– Да, извини, – сказал Боб и тихо добавил: – Ну, я пошёл… красотка.
– Считаешь себя красоткой? – спокойно спросил Майкл.
– Ых-хы-хы… – ухмыльнулся Боб и, по-прежнему не сводя с него восхищённых глаз, покинул комнату.
А Майкл запер дверь на ключ, вернулся в постель, лёг на спину и закрыл глаза.
Ещё и этот.
Война уже началась, да, Мигелито?
А Боб появится на поляне?
А ты хотел бы, чтобы он появился?
Не отвечай…
Ссора
К вечеру следующего дня после пьяной выходки Барта они с Джейн сильно поссорились, и Барт ударил её.
Барт никогда не сделал бы ничего подобного, если бы не довольно сильное похмелье, на фоне которого Джейн сказала ему, что, если ей придётся выбирать между ними, она предпочтёт Майкла.
В свою очередь, Джейн никогда не сказала бы Барту ничего подобного, даже если бы он спросил напрямик, если бы не накопившаяся в ней к тому времени злость.
– Если придётся выбирать между тобой и Майком, я выберу его, Барт Райт-Колтрейн, – сказала Джейн, и тогда Барт наотмашь ударил её по лицу.
Он тут же пожалел о своём поступке, упал на колени, валялся в ногах, обнимал Джейн за худые коленки, плакал, целовал грубую ткань её джинсов, удерживал от попыток вырваться из его рук, удерживал крепко, чтобы, боже упаси, не отпустить, пока не вымолит прощение.
Она уступила лишь для того, чтобы прекратить этот кошмар.
– Ладно-ладно, я прощаю тебя, Барт Райт-Колтрейн, – выдохнула она, судорожно смеясь от захлестнувшего её нервного перевозбуждения.
– Повтори, детка, чтобы я убедился в том, что ты действительно прощаешь меня, – продолжал цепляться за неё по-прежнему стоящий на коленях Барт.
– Я прощаю тебя, Барт, только отпусти меня! – повторила Джейн, с трудом остановив нервный смех, и даже отдалась ему сразу же после сказанных слов, просто чтобы доказать их правдивость.
После постели они выпили пива и долго болтали о всяком-разном, сидя на кровати в обнимку. Вспоминали, как познакомились, рассказывали друг другу о детстве. Крепко спали до самого утра без сновидений и тепло попрощались друг с другом, когда утром шли по своим делам.
– Детка, я люблю тебя, – сказал Барт, целуя её в выпуклый лоб.
– Я люблю тебя, Барт Райт-Колтрейн, – лучисто улыбнулась она в ответ.
Боб долго не мог понять, почему звонки на его мобильник срываются. Он как раз сидел в вахтёрке у охранников, где они все вместе пили пиво и курили траву, когда его трубка стала верещать и тут же умолкать. Было ясно, что Барт набирает его номер и сразу же сбрасывает вызов.
– Чёрт, чего ему вдруг приспичило! – выругался Боб, бросив всё, помчался в центральный корпус, поднявшись на четвёртый этаж, подошёл к директорскому кабинету, рывком открыл дверь и заглянул внутрь.
Вопреки ожиданиям Боба, сновавший по кабинету Барт внешне показался ему совершенно спокойным.
– Заходи, парень, – сказал он, жестом приглашая Боба присесть на один из беспорядочно стоявших в кабинете стульев. – Есть важный разговор.
Боб закрыл за собой дверь, сел на хлипкий стул, стоявший за перпендикулярно приставленным к директорскому столу ещё одним столом, и молча уставился на расхаживавшего по кабинету Барта.
– Пришло время помочь мне, парень, – сказал Барт, перевернул стул сиденьем к себе и присел напротив Боба.
– Сделаю всё, что смогу, – сказал Боб, с любопытством глядя на Барта. – Можешь не сомневаться.
– Отлично, – кивнул Барт. – Значит, так. У меня есть две проблемы, и пришло время их решить.
– Я же сказал, что сделаю всё.
– Первое, – кивнув, сказал Барт. – Надо нейтрализовать мальчишку. И второе – сделать это так, чтобы Джейн не смогла мне помешать.
– Это невозможно. Она не позволит, ты же знаешь.
– Знаю, – не стал возражать Барт. – Именно поэтому я принял очень непростое для себя решение.
– Какое?
– Какое… – задумчиво повторил Барт. – Какое. А вот какое. Мы сделаем наоборот. Сначала нейтрализуем её, а затем его.
– Не понял, – скривил лицо в гримасе Боб.
– Не кривляйся, – тут же отреагировал Барт. – И так страшилище, а когда кривляешься, мне сразу хочется тебя застрелить. Зачем только природа вас, таких, рожает?
– Чтобы злить таких, как ты, – глядя Барту в глаза, ответил Боб.
– Ладно, проехали, – ухмыльнулся Барт. – И вообще, не умничай, ладно? Тебе не идёт. Так вот, о деле. Начнёшь поставлять мне героин. Я вроде бы стану колоть его себе и подсажу Джейн, а уже следом мы подсадим мальчишку. Тогда ты сможешь делать с ним, что захочешь, я отправлю Джейн на лечение, и всё, чёрт возьми, вновь станет по-прежнему. Только смотри – никаких суррогатов. Продукт должен быть чистым, как слёзы моего детства.
– Круто задумано, – после некоторого замешательства сказал Боб. – А если ты её не вылечишь?
– Вылечу! – уверенно заявил Барт. – У меня есть деньги, я могу позволить себе лучшую клинику в штате, и Джейн будут лечить до полного, мать его, выздоровления. Хоть сто лет пусть лечат, ничего страшного, да. Я подожду.
– А если он откажется? – спросил Боб. – Он уже не раз заявлял, что никогда не будет потреблять дурь. Ни в каком виде. Траву курил с ребятами, но лишь пару раз и по несколько затяжек. «Мне, – говорит, – плохо от этого, не могу, – говорит, – курить и не буду». А он крепкий орешек. Как сказал, так и делает. А ещё вот что я тебе скажу, Барт. Если меня здесь не будет… ну, мало ли что, уеду, или попаду в кутузку, или ты обанкротишься, ведь чистый, как слёзы детства, продукт стоит денег… – при последних словах Боб криво ухмыльнулся, – …именно он станет лидером, а потом и директором всей вот этой школы. Вместо тебя станет, хе-хе-хе. И чьим-то очень близким другом тоже вполне может стать. Даже более чем вероятно, что станет, хе-хе. Да, кстати, мои размышления чисты, как слёзы этого, как его… моего детства, вот.
