Барт вышел на Боба Джералда по звонку знакомого полицейского, всегда по договорённости сообщавшего ему о новых кандидатах в воспитанники, и забрал его в школу сразу после допроса в полицейском участке по делу о краже, где тот проходил как свидетель. Несмотря на уже довольно взрослый возраст – а Бобу было почти шестнадцать – он идеально подходил по критериям отбора, так как был круглым сиротой, был уверен в себе, неглуп и уже достаточно циничен, чтобы принять правила игры, которые готовился предложить ему Барт.
Папаша Боба был убит в бандитской перестрелке, когда Бобу не было и года, матери, женщине с замешанной на адской этнической смеси кровью и таким же бешеным темпераментом, дали пожизненное за зверское убийство любовницы своего бывшего сожителя. Просидев полгода, она заточкой проткнула себе живот во время прогулки и спустя несколько часов скончалась в тюремной больнице, так и не приходя в сознание, и Боб остался один. Других родственников он не знал, жил где придётся, с семи лет торговал дурью, был некрасив и не смог бы учиться, даже если бы захотел, хотя от природы был весьма неглуп и красноречив. Единственное, что он любил, – это танцевать, и целыми днями отбивал ногами какие-то замысловатые па.
Барт забрал Боба под личное поручительство и поселил в комнате для охраны, а в ответ на недоумённое восклицание Джейн заявил, что не видит особой разницы между малолетней мексиканской шлюхой, которую он на свою голову подобрал когда-то в притоне, и, конечно же, взрослым, но одиноким, никому не нужным сиротой.
– Ты только что назвал несчастного невинного мальчика «мексиканской шлюхой», Барт Райт-Колтрейн, или мне показалось? – тут же взвилась Джейн и по привычке, которую она приобрела в последнее время и которая невыносимо раздражала Барта, стала наступать на него, вновь и вновь повторяя вопрос, так что Барту приходилось всё время пятиться, чтобы не столкнуться с ней лбами.
С гримасой, которую можно было охарактеризовать как сожаление о сказанном, Барт вскинул руки в примирительном жесте и просительно сказал:
– Детка, я погорячился. Детка, это от усталости. Сколько миль проделал твой муженёк сегодня, если бы детка только знала!
– Идиот, – в сердцах сплюнула Джейн и ушла, не оглядываясь.
– Посмотрим, посмотрим… – пробурчал себе под нос Барт, сохраняя на лице гримасу сожаления.
– О ком шла речь, Барт? – развязно спросил поджидавший окончания их разговора Боб.
– Потом, потом… – пробормотал Барт. – Давай иди в подсобку, и хватит болтать.
– У тебя роскошная чувиха, чувак.
– Вот именно, – самым серьёзным тоном ответил Барт. – Вот именно.
Боб очень быстро стал первым после Эрнана Мартинеса единоличным лидером среди школьных группировок. И он же стал первым поставлять в школу дурь. И не просто траву – её и до Боба в школе было в избытке – а всё остальное в самом разном виде: спрессованным в плотные шарики, в таблетках разной формы и величины, в виде порошка, в ампулах, потребляемым с помощью ингаляторов и просто в виде марок.
Поставлял он тем, кто мог платить, конечно. То есть учителям и старшеклассникам.
Делал он это весьма умно. Воспитанникам отдавал дурь вроде бы в обмен на воскресные заказы и под будущий счёт в банке, персоналу продавал за кэш. К тому же Боб оказался весьма охоч до плотских утех с «красотками», и с момента его появления «заплывы», как называли в школе сексуальные услуги «красоток», увеличились во много раз.
Все действия Боба совершались с полного согласия и благословения Барта.
– Надоели они мне, – играя желваками на хронически небритых щеках, сказал он в первый же день, когда привёз Боба в школу, хотя Боб сразу не понял, кого он имеет в виду – учителей, охранников или воспитанников. – Придут в негодность – заменю на новых. А ты, как утвердишься тут как следует, так и действуй. Как считаешь нужным действуй. Можешь считать, что преподобный Барт благословил тебя на ратное дело.
Что это было за дело, Барт не сказал, но Боб догадался сам после случившейся в тот же вечер обстоятельной беседы с напарником по комнате, тем самым Тихоней Биллом, что выполнял роль школьного парикмахера.
Тихоня Билл рассказал Бобу о Майкле и о том, что Барт помешался от ревности и все это обсуждают, и что он сам понимает Джейн и тоже не отлип бы от малыша Майка, поскольку он красив, как ангел, но отнюдь не с ангельским характером, и это заводит, как незнамо что, и что Барту с некоторых пор стало наплевать на школу, и чем это кончится – одному богу известно.
После откровений Тихони Билла Боб решил не откладывать знакомство с местным чудом и нанёс якобы по делу визит в кабинет Барта, где стал задавать вопросы о царящих в школе порядках. Неожиданно для обоих беседа получилась обстоятельной, и когда Боб вышел из кабинета, он уже был полностью в курсе дел и даже стал прокручивать в голове этапы предстоящей деятельности. О цели своего визита на четвёртый этаж он при этом не забыл и только покинул кабинет, как свернул направо по коридору, обнаружил там ещё одну дверь и, приникнув к ней ухом, прислушался. Судя по доносившимся оттуда бравурной музыке и гнусавым диалогам, в комнате смотрели старую комедию, а когда оттуда послышался звонкий мальчишеский смех, Боб, не раздумывая, резко дёрнул за ручку.
Попытка войти без стука оказалась безуспешной, так как дверь была заперта изнутри.
Тогда Боб постучал.
За дверью послышались шаги, раздался щелчок открываемого замка, и перед Бобом появился вызывающе стройный белый подросток.
Сапфировыми искрами сверкнули сразу поразившие его глаза.
Увидев незнакомца, подросток сменил выражение лица с радостного на отстранённо-равнодушное, и Боб понял, что любимчик жены Барта не желает с ним общаться, но это было уже неважно, потому что Боб влюбился, что называется, с первого взгляда. И, что называется, по уши.
И, что называется, навсегда.
Майкл тоже отреагировал на появление некрасивого высокого новичка с характерной для многих шестнадцатилетних юнцов нескладной фигурой и крепкими длинными руками, но по-своему, то есть сразу принял свой ставший уже фирменным отстранённо-высокомерный вид.
Нельзя сказать, что он сразу возненавидел Боба. Ненависть придёт позже и будет иметь конкретные причины. Нет, поначалу Боб просто не понравился ему. Особенно не понравились его глаза – выпуклые и пустые, будто их нарисовали, но забыли вдохнуть в них жизнь. Да и всё остальное тоже не понравилось. И то, как Боб обращается к нему, и как он ходит, и как сидит или разговаривает.
Они столкнулись лоб в лоб только через год, в один из частых в здешних местах ветреных дней, под гонку облаков на небесах и гул потревоженного леса. До этого их общение сводилось лишь к неуклюжим попыткам сближения со стороны Боба и ответной холодности Майкла, бесившей Боба не меньше, чем неприкрытая неприязнь к нему Джейн. И столкнулись в общем-то случайно, скорее по воле сложившихся обстоятельств, нежели из-за заранее спланированных действий Барта, тогда ещё полагавшего, что война между ним и Майклом – неизбежна, но всё же является делом более отдалённого будущего.
