Она даже не успела толком зайти внутрь, как поджидавший за входной дверью Мигель схватил её в охапку и чуть ли не волоком потащил в комнату, где овладел ею со всей силой, на которую был способен. Инес утробно выла, дрыгала ногами, чувствительно щипала Мигеля за спину и бурно кончала чуть ли не каждые две минуты. За первым соитием почти сразу случилось второе, не менее бурное, причём любовникам даже не пришло в голову сменить позу, а примерно через полчаса последовал третий любовный акт, во время которого Мигель натёр себе пенис до крови, а Инес уже не чувствовала внутри ничего, кроме онемения.
Ожидавший в машине Панчито за время их свидания хорошенько выспался, дважды ходил отлить в кусты, несколько раз разминал приседаниями затёкшие конечности и не уставал проклинать на чём свет стоит и Инес, и хозяина, и свою несчастную жизнь.
Панчито душили слёзы.
«Скоро Мигель выкинет меня, – накручивал он себя, беспорядочно переключая кнопки радио. – Выбросит меня, как использованный презерватив, в тот самый момент, как заполучит мальчишку. И что я буду делать? Как жить? Куда подамся? Кому я буду нужен, я ведь даже не красив. А Маргарита? Что я скажу ей, когда она попросит денег? Что хозяин выбросил меня? Она же всё поймёт. И так посмотрит, так…».
Вспомнив о матери, Панчито не выдержал и заплакал, чтобы успокоиться, выскочил из автомобиля и убежал за ворота в сторону леса, где и дал волю рвавшимся наружу рыданиям, заставив испуганно замолкнуть заходившихся в трелях птиц.
И вернулся как раз в тот момент, когда на крыльце дома возник Мигель, а следом за ним появилась Инес.
Опустошённые лица любовников говорили о том, что они испили друг друга до дна. Спрашивал о чём-то, поправляя привычным жестом в районе промежности, Мигель, Инес отвечала отрывисто, не глядя. Панчито так и не смог понять, есть ли у этого свидания результат, и чуть не умер от любопытства, пока отвозил в город молчавшую всю дорогу Инес и возвращался обратно, чтобы забрать из лесного домика Мигеля.
– Ну всё! Она всё рассказала! – сказал Мигель, как только они тронулись с места.
– Про что?
– Ты что, Панчо, опять не понял? Про свои художества рассказала.
– Какие художества?
– Ну ты и кретин, Панчо. Она отравила эту старуху, понимаешь?
– Как отравила?
– Откуда я знаю? Каким-то известным ей способом.
– И что, рассказала тебе вот так, как на исповеди?
– А что? Я не тот, кому можно исповедаться? Особенно после такой бурной молитвы!
И он захохотал, кося живым взглядом на побледневшего Панчито. Потом хлопнул рукой по панели и вынул из бардачка коробку с сигарами, привычно покрутил одну из них и долго, с наслаждением прикуривал, то втягивая в себя, то выпуская обратно янтарный язычок пламени.
По салону потёк ароматный сизый дым.
– Поехали в город, Панчо, – выдохнув очередную порцию дыма, сказал Мигель. – Я хочу посидеть в баре с холодным пивком в руках и со спокойствием в сердце. Мне пара шагов осталась до него. Вот, кажется, протяну руку – и смогу тронуть.
И, явно желая продлить удовольствие от сказанного, закрыл глаза.
– Я так ничего и не понял толком. Может, объяснишь? – пробурчал Панчито, и Мигеля как прорвало.
Не жалея подробностей, он рассказал Панчито и о бурном свидании с Инес, и о своём разговоре с ней.
Он тогда удивился, узнав, сколько ей лет.
– Я не предохраняюсь с тобой, видишь? – сказал он Инес, откинувшись на подушки и с гримасой на лице рассматривая кровавые мозоли на крупном, успевшем опасть пенисе. – Надеюсь, ты здорова?
– Не переживай. Я травы знаю правильные, и всё такое.
– А сколько тебе лет, голубка?
– Сорок два, – с вызовом в голосе ответила Инес. – Зато у меня всё как у молодой – тютелька в тютельку, как видишь.
Мигель поразился, услышав о её возрасте.
«Вот это да! – подумал он про себя. – Сука выглядит лет на десять моложе, клянусь честью!»
Инесита откинулась на диванные подушки и закрыла глаза. Тело было лёгким, как пушинка, в голове не осталось никаких мыслей. Неудержимо потянуло в сон, и, недолго думая, она уснула, будто находилась не рядом с новоиспечённым любовником, а у себя дома, в собственной постели.
Спящая голая Инес не устраивала Мигеля. У него были другие планы, и в них от примостившейся рядом женщины требовалось нечто совершенно иное, нежели любовные игры, и совсем не было времени ждать, пока она почувствует себя готовой к пониманию этого. Он растолкал Инес и, не дожидаясь момента, когда она окончательно проснётся, задал вопрос:
– Ты отравила старуху?
– Какую? – со смешком спросила полусонная Инес. – Я про то спрашиваю – какую из них?
И, насладившись произведённым эффектом, довольно грубо отвела руки, которыми он придерживал её за плечи, и повернулась на другой бок.
Пытаясь осмыслить услышанное, Мигель некоторое время удивлённо рассматривал крепкие плоские ягодицы Инес, а потом решил, что она просто смеётся над ним, и разозлился.
– Если сделают эксгумацию, то причина смерти Тересы будет установлена точно. А я им в этом помогу, – задумчиво сказал он и положил большую ладонь на её бок.
Чтобы осознать сказанное, Инес понадобилась пара секунд. Сначала она присела, затем встала над ним во весь рост, голая, смуглокожая, с заросшим чёрными кучерявыми волосами лобком. Красивое резкое лицо с выпуклыми, будто отдельно вылепленными чертами отразило полное смятение чувств.
– Почему? – коротко спросила она.
– Потому, – так же коротко ответил Мигель и, заложив руки за голову, внимательно, но без вожделения стал разглядывать любовницу.
– Как докажете, что это я?
– Элементарно. Достаточно тщательной работы пары спецов и нескольких бесед, которые проведёт с твоими людьми Ньето. Знаешь, какие умные беседы умеет вести Ньето, когда хочет? А он захочет, можешь в этом не сомневаться.
И, увидев, как посерело её лицо, Мигель засмеялся, встал с дивана и вышел в коридор.
Когда Мигель вернулся, Инес уже оделась и поправляла волосы. Как и в прошлый раз, она не делала попыток соблюсти правила гигиены. Просто натянула трусы, надела оранжевую, пестревшую крупным белым горохом юбку и майку с глубоким вырезом и встала перед Мигелем в своей любимой позе – подперев руками бока.
– Чего ты хочешь, мачо?
– Мальчика, моя голубка. Мальчика-а!
Мигель произнёс последнее слово нараспев, зримо наслаждаясь его звучанием.
– Зачем?
Мигель уже начал привыкать к её манере выражаться – коротко, отрывисто, с резкими, как и черты её лица, колючими интонациями.
