Федор подтянул к себе, пододвигаясь на диване. Не разрывая поцелуя, погладил большим пальцем на стыке шеи и подбородка. И углубил поцелуй, сохраняя томительную нежность, удерживая нас на краю необыкновенного трепетного парения.
Я судорожно цеплялась за его плечи, комкая ткань рубашки. Принимала его танцующий язык и тянулась, когда он на мгновение отстранялся для вздоха. Меня целовали и целовали. Царапая легкой небритостью подбородок и забирая сердце в плен.
Момент, когда пуговицы на моей блузке оказались расстегнуты, я пропустила. Зато не выдержала игромко застонала, когда два пальца чуть сжали и потерли вершинку.
- Черт, - сказал Федор, хрипло дыша. – Мы же в столовой. Дверь не закрыта.
- Плевать, - прошептала я.
Он засмеялся, бархатно, довольно. Мужским, понимающим смехом.
- Я проведу тебя до комнаты, - сказал Федор.
Корсет на нем я застегивала сама, шлепая его по рукам. А он запахивал на мне блузу, прикасаясь ладонями.
- Конфетка. Сладкая…
По коридору мы двигались, будто пьяные, от стенки к стенке. Застывая, прижавшись в бесконечно горячем, шалом касании губ, бормочущем шепоте, путанном, сбивчивом смехе.
Он больно прикусывал мою нижнюю губу и утверждал, что я вырываю ему волосы на затылке.
У двери он прошел дорожкой поцелуев по шее вниз, прижался лицом к ключице. Сильные руки обхватили бедра.
Федор пробормотал что-то, похожее на чертыхание, выпрямился и сообщил:
- Спокойной ночи. До завтра.
Дальнейшее происходило как в тумане, мне открыли дверь. Пока я пыталась сообразить, что происходит, туда бодро зашла Буха. Если маленькую собаку не замечать в темном коридоре, это не значит, что ее там нет.
Потом в спальню аккуратно подтолкнули меня. И закрыли дверь. Все.
Раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, в незастегнутой блузе и с распухшими от поцелуев губами, я стояла - одна. В глубокой философской задумчивости. Кто из нас динамист?
Не верю, что он играл. Слишком все искренне и порывисто было, да и мужское возбуждение, в отличие от женского, сымитировать невозможно. Все отчетливо ощущалось при близком контакте.
Но каков гад? Это что, был урок за первое мое «нет» при похожих обстоятельствах?
Я тут же позвонила Иде и долго пыхтела в трубку.
- Да поняла, поняла, - сонно ответила подруга, жилетка и подушка в одном лице. – Ты, наконец-то, аллилуйя мужику, в сексуальном возбуждении и хочешь его нагое тело немедленно в свою кровать.
- Побью, - честно пообещала я. – Как только увидимся, лично твою грубую попу отдубасю. Я тебе о совсем другом талдычу!
- Попа у меня – загляденье. Не такая, конечно, конфетка, как у некоторых, но тоже ничего. Ты чего мне звонишь? Погрозиться увечьями несчастной подруге, еле заснувшей после тяжелого дня?
- Ида, мать твою. Как мне на прошлой неделе звонить в четыре утра, чтобы сообщить, что плечо растянула и оно «бо-бо» - нормально, а как я…
В трубке все это время нагло зевали, иногда перемежая зевки хихиканьем.
- Чего ты хочешь, неудовлетворенная наша? Хочешь сейчас стриптизеров закажу? Через час будут.
Злорадно представив парочку здоровенных качков, врывающихся в дом с криками «Интимные танцы! Настоящие мужчины!», я огорченно покачала головой. Весело, конечно, но ничего левого не хотелось. Отчетливо хотелось Федю.
Я побегала вокруг кровати под неодобрительным взглядом Бухи и выпалила:
- Не надо стриптизеров. Хочу мастеров?
- Э, - сообразительно среагировала Ида. – Ремонт там собралась сделать? Федора замуровать?
- Та ну тебя! Вызывай ко мне с утра парикмахера, косметолога, стилиста…
- О! Будем быть наповал?! Наконец-то!
Подруга давно меня уговаривала заняться собой: сформировать брови, добавить яркости волосам…
- Сделаю в лучшем виде! – заорала она так, что пришлось телефон отодвигать от уха. – И то чудесное платье из магазина пришлю, мы тут с Дарьей, помнишь, консультант из магазина, только недавно из-за него созванивались. У них отличная скидка. В общем, Васька… хана твоему мужику.
Спать я заваливалась с улыбкой на губах. Хана тебе, Федя. У нас остался один день до отъезда в Сочи. И я не я буду, но ты его очень хорошо запомнишь.
Глава 19. На колени перед красивой женщиной! Как это "выкуси"?
Утро было адским. Первый телефонный звонок разбудил нас с Бухой в шесть утра:
- Я от Иды Викторовны, косметолог. Могу подъехать только перед работой…
И - понеслось.
В итоге я успела только наскоро выгулять собаку, осталась без завтрака и утренней тренировки, зато к двенадцатичасовому массажу выдвинулась в полном ажуре, неземным светом соперничая с летним полуденным солнцем.
- Василиса, - ахнула в коридоре тетя Лена.
- Доброе утро, - пропела я.
- Где она? – раздраженно донеслось из комнаты, где меня уже поджидала жертва. – Василиса, где тебя весь день носит?!
- Иду-иду, - нежно сообщила я и вплыла лебедушкой.
По мнению Дарьи, прибывшей утром с целым чемоданом одежды, красота прежде всего в радости и ощущении себя счастливой. Она безжалостно поставила крест на всем утягивающем белье, сообщив, что оно полезно лишь для поп-див, которым «все равно радость не светит». А нормальные женщины должны носить удобные, нравящиеся им наряды.
Не совсем я была согласна, но сегодня спорить не хотелось. На предстоящую поездку мы отобрали несколько комплектов, включая то самое русалочье платье. За прошедшую неделю я сама не замечала в себе произошедших изменений, но платье показало их отчетливо.
Там, где раньше небольшие, но неприятные валики жира скрывало только спецбелье, сейчас виднелись вполне плавные абрисы. Мои мучения, вечерние запреты, переживания – все сейчас было оплачено эффектной посадкой «почти все скрывающего платья».
Но вышла на первое сражение я не в нем. А в легком белом батистовом чуде, с «внезапно» падающим плечиком.
Локоны парикмахер разложил в свободной, даже немного небрежной манере. Причем цвет волос оставил прежним, рыжеватым, но добавил золотинку, отчего они заиграли бликами.
И - я впервые в жизни несла на своем лице полный макияж. Пришлось сидеть с тетрадкой и записывать каждый шаг мастера, потому что сама бы я по памяти такое не повторила.
Мое лицо стало казаться тоньше, нос ровнее, губы пухлее. В целом я начала выглядеть… блин, а я прехорошенькая!
Когда Федор, снимающий халат, обернулся, его лицо приняло непередаваемо остолбеневшее выражение.
- День добрый, - совершенно счастливым голосом сообщила я, - укладывайся быстрее. Мне на завтра надо чемодан собирать и с друзьями попрощаться. Могу я отъехать на пару часов?