Почему именно он стал «счастливчиком»? Ведь все мужчины его поколения, из тех, кто считали себя мужчинами, пассивны. Конечно, если сравнивать с женщинами… Уж эти активистки. Бегают, суетятся, чего-то все хотят, но к себе не подпускают. Истерички! Отгородились стенами и только скалятся, как сторожевые сучки. Им никто не нужен, агрессивные одиночки, занятые исключительно собой. Вот и она, Лу, точно такая же. И Валя…
Лу повернулась во сне и уткнулась лицом Никите между лопаток.
— Тварь паскудная! — выругался он шепотом, но отталкивать ее не стал. Побоялся, что та проснется, и опять придется успокаивать, или спорить, или откроется очередная мерзость, над которой он вынужден будет ломать голову. А думать Никита устал. Он устал от бессмысленной гонки. Понятно, чем все закончится. Зачем знать подробности? Зачем переживать о том, что все равно случится?
Лу все-таки проснулась.
— Я совсем в тебе запуталась, — сказала она тихо. — Зачем ты целовал меня?
— Я просто хотел, чтобы ты заткнулась. Заткнись, пожалуйста.
— Не делай из меня дуру! Совсем другого тебе хотелось…
Внутри у Никиты опять закипело раздражение:
— Слушай, это всего лишь физиология.
— Да ты — беспринципная сволочь!
— Я быстро учусь… — он чувствовал отвращение к себе. Ведь и вправду «хотелось», и даже сейчас… Вали не стало каких-то три недели назад, а он тискает девку, из-за которой, собственно, все и пошло прахом.
— Ненавижу тебя! Как же я тебя ненавижу! — Никита с силой двинул кулаком в стенку гроба. — Тварь! Что ты с нами сделала!
Лу молчала несколько минут, потом начала неуверенно:
— Ник, я знаю… Но нужно что-то придумать. Я сама не справлюсь. Мы ведь теперь в одной лодке.
— Мы в одном гробу!
— Точно, — она нервно всхлипнула. — Так… На нас нет браслетов. Я избавилась от датчиков слежения. Если примем меры предосторожности, системы распознавания лиц нас не засекут. Мы можем залечь на дно… просто подождать…
— Ты хочешь просидеть в этом гробу еще месяц?
— Боже мой! Ты можешь не напоминать?! Я пытаюсь мыслить трезво и как-то спасти нас.
— А, так ты все еще собираешься жить вечно? — Никита нервно рассмеялся. — А вот мне плевать! Пусть приходят. Я все потерял. Осталось потерять всего лишь жизнь, которая, по сути, уже ничего не значит. Я не желаю оставаться крысой в лабиринте.
— Это совсем не то…
— Думаешь, все это входило в мои планы на будущее? — Ник развернулся к Лу.
— Спаси меня пожалуйста, пожалуйста! — она опасливо потянула ладони к его лицу. — Я ведь знаю, какой ты… Я ведь не зря тебя выбрала. В тебе есть будущее. Ты живой человек, не биоробот…
— Манипулируешь мной, да? — Ник схватил ее за запястья и сжал, так что у Лу затрещали кости. — А я вот что сделаю. Бежать больше некуда, и я уже труп. Но покойники иногда тоже умеют говорить. Вот и я скажу свое последнее слово. И тогда посмотрим, сколько осталось живых людей, еще способных возмущаться.
— Что ты задумал?
— Я расскажу свою историю всему миру. Пусть все узнают о лжи, в который мы погрязли.
— Ник, ты ничего не знаешь…
— А мне по херу! — выкрикнул он ей прямо в лицо. — Я знаю, что случилось со мной! И люди об этом тоже узнают! Если только Рамиль вернется…
Фонарик потускнел и скоро погас, видно, закончился заряд.
……
Вокруг все плывет и переливается золотом. Тягучее пространство накатывает и перемешивается, как акварель в стакане с водой, заполняет легкие, теснит грудь, выходит через глаза, рот и уши. Тело колышется в медовом студне, распадается, двигаясь во всех направлениях сразу, и вдруг в одно мгновение собирается в напряженную, пульсирующую точку.
Свет. Окно. Силуэт женщины.
— Валя? — спрашивает он.
Та, не оборачиваясь:
— Почему ты не подошел попрощаться?
— Испугался.
— Ты бы понял…
— Что? — он приближается, опасливо протягивает руки к ее плечам и быстро разворачивает к себе. — Лу? — ее левый глаз мечется в глазнице, выскакивает из орбиты и повисает, дергаясь, на пружинке.
Никита вздрогнул и проснулся. Он почувствовал, что куда-то движется.
— Нас сейчас выпустят? — спросила из темноты Лу.
Ник услышал, как она приподняла крышку, но снаружи все также царил непроглядный мрак. Общий отсек с несколькими гробами, в одном из которых застряли Никита и Лу, бесшумно продвинулся куда-то вглубь, а потом начал медленно подниматься.
— Ник, что происходит?
Тот молчал.
«Так все же лучше, чем ждать своего часа в темноте, умирая от жажды и голода, — подумал он. — Огонь очищает…».
— Я не хочу умирать! — заорала Лу и вцепилась Никите в шею.
— А придется, — хрипло выдавил он.
Глава 19
Как устроены дела в погребальной башне Северо-Западного City Никита знал прекрасно. Именно сюда они свозили покойников. Те либо занимали свое место в одном из склепов на многочисленных этажах, либо сразу отправлялись в печь крематория. Все зависело от того, насколько состоятельными были родственники умерших, и как часто они намеревались «заходить в гости», чтобы проведать своих почивших близких. Кто-то оплачивал место в башне на год, а кто-то на десять лет вперед, кто-то устраивал общий склеп, а кто-то предпочитал индивидуальный. По сути же разница была небольшой. Склепы располагались ячейками, которые соединялись в одну большую систему, напоминающую изнутри термитник. Когда срок аренды заканчивался, гроб с телом автоматически перемещался в специальный отсек грузового лифта и поднимался наверх, где круглосуточно работали печи. И днем, и ночью столб едкого черного дыма поднимался в небо, смешиваясь с облаками, отчего башни казались еще выше.
Ник догадался, что Рамиль поместил гроб с ним и Лу в отстойник к отбросам, которые приготовили для ликвидации. Видно, передумал помогать, струсил и таким образом решил избавился от проблем. Ник не винил Рамиля, но ему было жаль, что так нелепо, на полуслове, все обрывается. И если бы ему подарили еще один день…
Лифт остановился. Сейчас гробы по очереди будут помещать в печи, которых, если Никита не ошибался, ровно пять по количеству мест в общем склепе. Через пару-тройку минут дно камеры опустится и все кончится, но не сразу, а только через несколько бесконечных минут пыток огнем…
Удивительно, но Лу лежала тихо.
«Наверное, и она готовится. Все-таки сколько в ней мужества», — подумал Ник. Он решил убить ее, как только почувствует запах гари. Уж лучше он своими руками задавит это ничтожество, чем она будет истязать его криками еще сильнее, чем может истязать огонь.
