Он любил её, поэтому мало внимания обращал на её магию. Точнее, нет, не так: он тоже рос, тоже становился сильнее, и для них обоих это было шутливым соревнованием. С каждым разом она проигрывала всё реже и реже, а в ответ на его проигрыши лишь беззлобно смеялась, да и сам он даже не думал обижаться, лишь только старался сильнее.
У них просто всё было хорошо.
А затем одной тёмной безветренной ночью его вызвали на Совет Старейшин. Он знал, что случилось что-то серьёзное — они оба это знали, и их совместная тревога на какие-то мгновения захлестнула и меня саму с головой.
Старейшин игнорировать нельзя, у него просто не было выбора, поэтому пришлось идти. А уже там кучка старичков как следует промыли Риэну мозги.
Они говорили, что она опасна. Показывали её разработки, её заклинания, даже один из дневников — самый первый, ещё и на половину не исписанный. Они говорили, что она слишком сильна для этого мира, и наступит день, когда случиться что-то непоправимое.
И это действительно случилось. Всего через несколько месяцев после того, как молодой ещё Риэн отмахнулся от чужого мнения, даже не попытавшись вслушаться в то, в чём его столь старательно пытались убедить.
Она задерживалась на их вечернюю встречу. Всегда пунктуальная Ая не могла задержаться просто так, поэтому Риэн даже не сомневался в том, что что-то успело случиться. И он, чувствуя лёгкий ещё пока тревожный звон внутри, пошёл на её поиски.
И нашёл. Несколькими улицами ниже, у самой реки. Она стояла на берегу, одинокая стройная фигура, и смотрела на что-то под своими ногами. Риэну сразу не понравился этот взгляд — безразличный, холодный, чужой. Это не было похоже на взгляд его Аи.
Лишь позже, подойдя на несколько шагов к ней, он увидел зажатый в тонкой ладони чёрно-серый кристалл, что молодая ведьма всегда носила на шее. Он не видел её без него ни разу.
А потом… его взгляд сам собой скользнул ниже, в траву у самой воды.
В тот момент он понял, что никогда не сможет избавиться от этого воспоминания. И оказался прав, пронеся его через целые тысячелетия…
Это была девушка. Лиана. Они оба хорошо её знали.
Облачённая в просторное светлое платье, она лежала, раскинув руки в стороны, и её светлые волосы рассыпались вокруг головы, путаясь в тёмной траве.
И её распахнутые в ужасе глаза, некогда голубые, а сейчас абсолютно чёрные, будто… будто из неё вытянули всю душу…
Сложно сказать, мои ли слёзы защипали мне глаза или же они принадлежали потрясенному до глубины души Риэну.
А Ая, не уделяя мёртвой девушке никакого внимания, медленно повернулась, холодно взглянула на мужчину и чётким звонким голосом проговорила:
— Ты мой. Я никому не позволю забрать тебя.
Четыре дня. Ровно столько он скрывался от неё, беспрерывно думая обо всём на свете. Он думал о словах Старейшин, думал о том, что видел и слышал сам, думал, думал, думал… И в конце концов созрел для того, чтобы придти на Совет.
— Это не она, — решительно проговорил он вдруг неожиданно сломавшимся голосом — чужим, грубым, твёрдым. Он будто возмужал за эти несколько дней на добрый десяток лет, потеряв где-то там жизнерадостного мальчишку и оставив лишь серьёзного взрослого мужчину.
Это стало началом их конца.
Любовь превратилась в ненависть, а ненависть — в желание остановить.
Той же ночью он уехал, не оставив ни одной подсказки о том, где его искать. Уехал далеко-далеко, чтобы она не смогла найти его, и уже там начал старательно идти к тому, для чего его готовили с самого детства. Он готовился вступить в ряды Старейшин, хотел стать великим воином.
Так прошёл год, второй, пятый, седьмой. Он не забывал о ней, а она всегда помнила о нём.
Но лишь одна встреча, всего лишь взгляд глаза в глаза, и на бескрайней пустыне Ненависти вдруг проклюнулся росток давно забытого чувства. Любовь, что вспыхнула вновь столь неожиданно и неотвратимо. Любовь, что возродилась лишь в ней…
Он видел это в её зелёных глазах, которые по непонятным причинам продолжал помнить очень отчётливо. Видел, как холодное безразличие в них взрывается и рассыпается тысячей осколков, оставляя после себя что-то ужасно тёплое, светлое, искристое.
Он всё видел.
И ему не было до этого никакого дела.
Совет продолжал подкладывать ему её новые разработки, все преступления, что она совершила, свои опасения на её счёт. И за семь лет они сумели добиться желаемого: Риэн искренне считал ненавистную ведьму большой опасностью.
И он знал, как ему спасти их всех. Он знал, что ему нужно делать.
Так началось большое предательство.
Он сделал вид, что тоже вспомнил все старые чувства, притворился, что вновь полюбил, а Ая была так поглощена и ослеплена им, что даже не заметила подвоха.
Прошёл месяц и она снова сделала это — снова убила, лишь подтвердив худшие опасения Риэна.
— Я люблю тебя, — шептала она, стоя перед ним на коленях, даже не пытаясь стереть дорожки горячих слёз со щёк, — я люблю тебя столь сильно, Риэн, что не могу дышать! Это чувство душит меня, ты душишь меня!
Она не кричала, она лишь хрипло шептала, говоря быстро-быстро, путаясь в словах и мыслях. Ей хотелось сказать многое, но на деле выходил какой-то невнятный бред.
— Я люблю тебя! — Воскликнула она с мольбой.
А Риэн стоял, с высоты своего роста смотрел в её блестящие от слёз глаза и видел лишь пустой, заволоченный чернотой взгляд убитой только что девушки.
— Любишь? — Переспросил он так тихо, что она с трудом расслышала.
Но расслышала, и, невероятным образом приободрившись, подалась ближе, прижалась сильнее и отчаянно закивала:
— Люблю, больше жизни, больше всего на свете!
Это было как раз то, к чему он так долго шёл. Чувство, что заволокло её сознание, отключая все инстинкты и даже голос разума. И признание, что заставило и её саму в это поверить. Причина, по которой теперь она сделает всё, что он захочет.
— Завтра ночью в храме в горах, — бросил он, как кость, а затем легко освободился от её хватки, развернулся и ушёл, оставив сидящую на земле девушку глотать слёзы.
