Ваши У и Д».
Кушаков перечитал сообщение несколько раз, смахнул капельки пота со лба.
С одной стороны, ему было приятно, что вместо десяти тысяч долларов он получит двадцать тысяч, а в случае удачи на ГХК — пятьдесят тысяч!!!
Уф! Ему стало жарко от возбуждения. Он посчитал в уме, что лет за десять может заработать миллион долларов!!! Миллион!!! Ради этого можно и нужно перейти к активной фазе с Олесей! Ее отец сможет устроить экскурсию в «гору» на ГХК!!! Там такие огромные выработки, что можно и черта лысого спрятать! Тьфу, тьфу, тьфу! Черти Кушакову были не нужны. Ну, и идея жениться на Олесе тоже имела свои перспективы…
Романов выглядел уставшим, долбил по клавишам компьютера, периодически отпивая, судя по цвету, очень крепкий чай.
Ночью никого не задерживали, иначе бы Кушаков принимал активное участие.
— Ты где всю ночь провел? На старости лет решил по молодым девкам побегать? Или освежил старые связи?
У Кушакова было прекрасное настроение, подсчеты возможной выгоды будоражили воображение, кровь бурлила в жилах, хотелось скорее перейти к активной фазе действий. Но для этого нужно придумать повод, чтобы на несколько дней вырваться в «двадцать шестой почтовый ящик».
Романов оторвался от компьютера и красными от усталости глазами посмотрел на Кушакова:
— Спасибо, молодой человек, что так хорошо обо мне думаете. Это льстит моему мужскому эго. Но, увы, юные нимфы рассматривают меня только как «папика». А когда узнают, что я старший опер предпенсионного возраста, то вообще теряют интерес. Им же банкомат с членом нужен. Поэтому, мой юный друг, я занимался работой. Встречался с агентурой, опрашивал граждан, наводил справки. И знаешь, Ромчик, мой уставший ум и невыспавшееся подсознание породили гениальнейшую мысль! Тянет на Нобелевскую премию!
Кушаков заинтересованно посмотрел на него:
— Излагай! Я внемлю!
— Я понял, что коммунисты в Советском Союзе были последними ослами! Они уперлись в свою идеологию. Она разваливалась, а они цеплялись за нее. А вот на Западе, да и у нас сейчас, сделали все красиво. Чем больше групп по интересам, тем легче ими управлять.
— Например?
Романов сделал большой глоток чая, поморщился, слишком горячий, потер и без того красные глаза:
— Создавайте группы по интересам. Например, группы «зеленых». Они атакуют тех, кто носит мех. Создается противостояние. Сексуальные меньшинства противостоят тем, кто за нормальные семейные ценности. Арабы против евреев. Христиане против арабов и евреев. Все против всех. Это называется «свобода мнений», «свобода всех против всех», «да здравствует индивидуализм!». И никто не обращает внимания на «Большого Брата», который и руководит всем этим цирком, совершая все, что ему заблагорассудится. И так во всем мире. Правозащитники кричат, что плюрализм мнений и поступков — главное благо. И им верят! На это все ведутся и покупаются! Кто-то за деньги вещает эту чушь, а кто-то по идеологическим мотивам, свято веруя в эту религию. Коммунисты пытались об этом рассказать, но топорно, по-революционному, а когда Союз рухнул, первыми рванули грабить народное достояние. Вот это моя гениальная мысль. Как она тебе?
— И что же тебя толкнуло к этому умозаключению? — улыбнулся Кушаков.
— Не поверишь! Мне нужна была информация по азербайджанцу Али-заде. Я и раньше ходил, думал, как бы подобраться. Азербайджанская диаспора и все источники в ней молчат, как партизаны на допросе в гестапо. Стало известно, что он посещает мечеть. Я к мусульманским источникам из таджиков. А в ответ — тишина. Голову сломал, как добыть сведения. Еще раз перечитал все, что на него есть. Получалось, что он среди ополченцев неслабо воевал в Нагорном Карабахе. В переводе с азербайджанского на русский у него был позывной Палач. Такие позывные просто так не дают. Все диаспоры держатся друг за друга, не сдают никого русским. Тогда я пошел к своему источнику из армян. Ты его знаешь. Сказать, что он источник, — соврать. Для статистики я его в «корки» оформил. Положено иметь источники в диаспорах? Получите. Так, шапочное знакомство. Сидим, хороший чай пьем. От спиртного решил сразу отказаться. Знаю, что он тоже в Карабахе воевал в ополчении, потом сюда перебрался. Много у него родственников погибло тогда. Включая жену и ребенка. Здесь он уже во второй раз женился на армянке, ну, и младшую дочь от первого брака оттуда вывез. И давай ему душу бередить, чтобы он вспомнил ту войну и рассказал мне о ней. Плакал дядя, когда рассказывал, как жену хоронил. Зарезали ее. Надругались сначала. Сына застрелили. Он пытался мать защитить. Тяжело и страшно. А потом и спрашиваю, что он знает про Палача. Он рассказал те слухи, которые на войне слышал. Спрашиваю, а он в курсе, Али-заде и есть Палач? Пришлось навалиться на него, когда тот рванул к выходу, чтобы кончить его. Кое-как уговорил не глупить. Он и поведал мне все, что известно ему. Месть — великая штука, особенно когда это можно сделать чужими руками. А потом отправил меня на кладбище. Мол, Палач там часто бывает, хотя родственников вроде у него там нет. По городу имеет несколько овощных ларьков. Армянин взял с меня слово, что я возьму Палача и сообщу ему об этом.
— И ты дал слово? — усмехнулся Кушаков.
— Чего ржешь как конь вороной? Знаю, что источнику нельзя ничего обещать, можешь не исполнить по разным обстоятельствам. Но тут случай иной. Не дал бы слово, через неделю нашли бы труп, и потом еще возись с раскрытием убийства. А оно мне надо?
— Понятно, — кивнул Роман. — Затем ты поехал на кладбище. Наверное, уже темнело?
— Смеркалось. Все как у классика. Смеркалось. Кладбище. Кресты. Есть у меня там доверенное лицо.
— Романов! Скажи мне, где у тебя нет источников? На кладбище-то тебе зачем?
— Молод ты еще. В дурные девяностые была практика у бандитов «похороны в два этажа». Слышал?
— Угу. Труп есть, но нужно куда-то спрятать. В свежую могилу и закапывали убиенного, а поутру, сверху, официального покойника. Все легально. Даже если и узнали, что на «первом этаже» криминальный труп, то замучаешься получать документы, разрешение на эксгумацию, родственников умолять, в суде санкцию получать. В «бурсе» старые опера рассказывали. В Питере там тоже такая проблема была.
— Вот! Теперь просек? У меня там мужичок с тех времен пристроен. Копатель могил. Деньгу хорошую зашибает, поболе нашего, глаз верный, не болтлив, наблюдателен. Пьет в меру. Его любимая присказка: «Люди всегда будут есть, болеть и умирать, так что я без работы не останусь». Встретился с ним. Он уже заканчивал могилку копать для завтрашних похорон. Давно я его не беспокоил, больше года. Не дело, конечно, так надолго источника оставлять без связи. Одним словом, приехал к нему. Он вылез из ямы, оперся на лопату, закурил, поплевывает. Показывает на роскошные памятники надгробные. Там настоящие произведения искусства. Ангелы плачущие, вдовы скорбящие и другие. Красиво. Им место в музеях, а не на погосте. Вот он и говорит:
— Мертвым уже без разницы, что у них на могиле стоит, крест деревянный или полторы тонны гранита. Живые извращаются, мол, такие мы богатые. И невдомек им, что когда труба Судного дня призовет всех на Суд Страшный, то покойнички из-под крестов сгнивших поднимутся и пошагают в зал заседаний. А вот эти, с крышкой гранитной, не уверен, что сумеют выкарабкаться.
