Год 1909-й занимал особое место в жизни семьи Поцци, не выдержавшей настойчивого давления извне. В начале года доктор Поцци еще проживал вместе с женой, тещей, дочерью и маленьким сыном на авеню д’Йена; а завершил тот год в одиночестве. Первой съехала Катрин, которая 26 января вышла замуж – как сама впоследствии признала, «чтобы только быть замужем». В свадебном путешествии Катрин забеременела, а ее муж за десять дней написал пьесу в трех действиях. Называлась она «Рубикон».
А через три месяца на авеню д’Йена был окончательно перейден Рубикон семейный. Тереза потребовала, и Самюэль согласился оформить через суд право супругов на раздельное проживание, о котором она стала подумывать уже в первые дни замужества. Опеку над тринадцатилетним Жаком взяла на себя Тереза, тогда как Поцци обязался оплачивать его обучение. Жена восстановила «полное распоряжение» своим состоянием. Поцци должен был перечислять Терезе квартирную плату за постоянное проживание на своей половине. Заартачился он в связи с одним лишь требованием: чтобы Тереза с матерью и детьми имела право приезжать на лето в Ла-Гроле, его фамильное имение близ Бержерака. Поцци настаивал на безраздельном пользовании своим «личным пространством» в летний период. 15 июля Тереза с матерью переехали в дом 33 по авеню Ош. Разрыв супружеских отношений был оформлен по закону. В то же время о разводе даже речи не было: вера Терезы разводов не допускала. Поцци и Эмма могли довольствоваться лишь ежегодно возобновляемым благословением армянского монаха.
Что же вызвало этот официальный раскол всего за пару месяцев до тридцатой годовщины свадьбы? Вероятно, сам факт близкой годовщины, которая стучалась в сердце Поцци какой-то фальшью. Помимо этого, Катрин и Жан к тому времени уже покинули родительский дом. Жак, младший из детей, отставал в развитии и нуждался в пожизненной психиатрической помощи. Вероятно, Тереза сочла, что пришло время перераспределить расходы и сосредоточиться на главном.
Но была еще одна причина. Доктор Поцци и раньше подвергался нападкам и сатирическим уколам со стороны прессы, но теперь его сделала своей мишенью одна из самых злобных газетенок всех времен, «Либр пароль», которая уже подбиралась к его семье. Редактором этой газеты был Эдуар Дрюмон, самый, в свою очередь, злобный журналист всех времен, чей истекающий ядом двухтомник «Иудейская Франция» вобрал в себя все антисемитские идеи, ощущения и параноидальные «факты», какие только могут прийти на ум. Тереза обратилась за помощью к друзьям из стана антидрейфусаров, а именно к женщине с восхитительным именем Сибилль Эме Мария-Антуанетта Габриэль де Кикетти де Мирабо, графиня де Мартель де Жанвиль, которая писала юмористические романы под определенно более хлестким псевдонимом Жип. Графиня попросила Дрюмона как-нибудь поумерить вмешательство в частную жизнь доктора Поцци. Дрюмон ответил отказом.
Нетрудно понять, отчего Поцци стал естественной мишенью для антидрейфусаров, антисемитов, роялистов, шовинистов и католиков правого толка. Прежде всего он – «не вполне француз», как следовало из его фамилии. Он никак не мог считаться католиком, поскольку родился в протестантской семье и пришел к атеизму. За ним закрепилась репутация вольнодумца, который имеет наглость заседать в сенате. Он – убежденный дрейфусар, который в течение недели вел записи на втором процессе в Ренне. Для ярых ура-патриотов итог тех лет «священной истерики» виделся отнюдь не «победой правосудия», а «победой евреев». Поцци и сам мог сойти за «безродного космополита». У него была многолетняя связь с еврейской нимфоманкой Сарой Бернар. В течение последнего десятилетия он вообще бравировал своей юдофилией и унижал законную супругу, без зазрения совести разъезжая по фешенебельным городам Европы с любовницей, причем с любовницей-еврейкой, да еще замужней. И этот хлыщ своими голыми руками исследовал интимные части тела добрых католичек-француженок, чьих-то жен и дочерей, а кое-кого из них, как всем известно, потом совращал. Нужно ли продолжать? И как могла Тереза, сдержанная, богобоязненная дама строгих правил, оставаться с этим врагом народа?
Леон Бонна. Поцци. 1910
Тем же летом Поцци написал из Венеции своему знакомому, что жизнь его «трещит по швам, но в данный момент терпима». И не в последнюю очередь потому, что в Гранд-отеле «Британния» вместе с ним поселилась Эмма Фишофф, о которой в письме не упоминалось. А помимо этого, карьера его шла в гору, международная известность ширилась. Весной он провел полтора месяца в Америке – то был его третий и последний визит в эту страну. Официально целью поездки считалось участие в торжествах, организованных в Нью-Йорке по случаю столетия первой успешной овариотомии, выполненной Эфраимом Макдауэллом в день Рождества 1809 года. Пациентку, Джейн Кроуфорд, удерживали в кресле двое дюжих санитаров: из женщины без обезболивания выкачали пятнадцать литров жидкости, скопившейся в кисте, затем для оттока крови больную перевернули на бок и, наконец, зашили. И все это – за двадцать пять минут. Пациентке было сорок семь лет; дожила она до семидесяти девяти.
Чем не достойный повод для торжественного заседания? Американским и европейским делегатам едва ли был знаком вид ковыляющей по улице женщины с непомерно раздутым животом, который многими воспринимался как безошибочный признак беременности (что наверняка влекло за собой разные щекотливые ситуации). Впрочем, было бы ошибкой полагать, что проблема канула в прошлое. Пока я работал над этой книгой, британские газеты сообщили об истории, которая приключилась с двадцатисемилетней Кили Фавелл, жительницей Суонси: молодая женщина обратилась к врачу с жалобой на прибавку в весе и периодические обмороки. До этого Кили трижды делала домашние тесты на беременность, но каждый раз получала отрицательный результат, а когда знакомые любопытствовали насчет срока, отвечала, что «просто набрала вес». Анализы крови не выявили никакой патологии, врач стоял на том, что это беременность, и направил пациентку в стационар. Сканирование выявило кисту яичника массой в двадцать шесть килограммов (столько могли бы весить семеро младенцев); операция по удалению новообразования длилась четыре часа. К счастью, под анестезией.
Свободно владевший английским языком, Поцци выступил на заседании нью-йоркского конгресса с докладом на тему «Французские преемники Макдауэлла». Он был не чужд патриотической гордости: ведь идея овариотомии возникла именно во Франции еще в 1755 году. Кроме того, важную роль сыграло изобретение двух французов, Эжена Кёберле и Жюля Пеана, создавших в 1865 году кровоостанавливающий зажим – «прочное и надежное приспособление» для сжатия кровеносных сосудов, ощутимо снизившее риск летального исхода. Но в общем и целом конгресс носил скорее праздничный и братский, нежели состязательный характер и вдобавок позволял отвлечься от «домашних менад» и ядовитых интриг Парижа.
