Катя вынырнула из темноты, как призрак, внезапный, бесплотный, чужой здесь…
— Ну как прошло? Почему так быстро? — говорила она в своей привычной комкающей манере, но я не торопился отвечать, пытаясь безуспешно поймать ускользающую нить истины. — Почему ты молчишь? — в ее голосе слышалось беспокойство. Напряжение, как электрический разряд, пропитало воздух вокруг нас.
— Надо уходить! — резко сказал я, схватив ее за локоть и увлекая за собой.
— Да что ты? Пусти! — она вырвалась, с ожесточением взглянув на меня.
— Он мертв! Понимаешь? Мертв…
— Кто? Марат?
— Его убили… — проговорил я, наклонясь к ней поближе. — Ты можешь это понять?
— Кто? Кто убил? Что ты несешь? — закричала она, и я быстрым движением закрыл ей рот.
— Молчи, молчи… Надо убираться отсюда…
15
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы опять заговорили. Очутились, вероятно, в другом квартале. Когда брели куда попало, я заметил справа арку и чуть подтолкнул Катю, чтобы она свернула туда вместе со мной. Здесь, во дворе, почувствовав некую обманчивую, быть может, защищенность, она повернулась ко мне, пробормотав, тяжело дыша:
— Можешь ты мне объяснить, наконец?..
— Повторяю еще раз, — сказал я, оглянувшись, и продолжил тоном учителя, который пытается разъяснить бестолковому ученику принцип решения задачи. — Марат мертв. Кто-то убил его. Он весь в крови. Хорошо, что я вроде не запачкался… — Я поднял руки, разглядывая их в темноте.
— Но когда? Когда? Он же мигал нам фарами?
— Сам не знаю… — покачал я головой. — Получается, что те люди, в джипе…
— Да ты что? Не может быть!
— Не веришь? Хочешь вернуться, посмотреть? — я начинал злиться. — Иди, иди, проверь… Но не советую.
Катя молчала, раздумывая. Я понимал, что все происшедшее вызвало у нее шок. Но аргументов мне не хватало. Что-то не складывалось. Марат, которого я считал убийцей, сам убит неизвестным. И что же он хотел сказать мне? — Тебе нужно успокоиться, — начал я говорить с ней, как с ребенком, у которого произошел нервный срыв. — Все с самого начала. Почему Марат искал со мной встречи? — Он… он сказал, что… что знает, кто убил Валери.
— И ты ему поверила?
— В таких вещах он не будет лгать. Он знал, что говорит правду.
— А при чем здесь я?
— Марат сказал, что ты завязан в этом деле по уши. Ведь ты как-то встречался с Валери? И знал ее последнего любовника… которого арестовали… Марат сказал, что менты скоро возьмут и тебя… Поэтому хотел встретиться…
— Почему менты должны взять меня? С какой стати?
— За убийство Валери, как я понимаю. — Катя пожала плечами, как бы удивляясь моей недогадливости.
— Но я ее не убивал! — вскрикнул я, в глубине души поражаясь этой убийственной логике, которая замыкала всю вину на мне.
— Да знаю я, чего ты? — успокаивающе произнесла Катя, тронув меня за руку. — Не переживай. Тебе нужно куда-то спрятаться, вот что.
— Спрятаться? — я посмотрел на нее как на незнакомое мне существо, которое говорит на малопонятном языке. — Зачем мне прятаться?
— Может быть, менты уже ищут тебя, — с загадочной медлительностью сказала Катя.
— Если хочешь знать, менты постоянно держали меня под наблюдением, — проговорил я, не в силах отделаться от навязчивого ощущения предопределенности событий. Возможно, это действовало одно из правил ЛИЛЫ… как ни бегай по долгому запутанному лабиринту в поисках выхода, как ни убеждай себя в том, что только что выбранное решение — единственно верное, все равно дорога выведет тебя в то место, где тебя уже давно ждут…
— Марат сказал, что тебя должны взять завтра… — с упорной методичностью настаивала на своем Катя. — Сам понимаешь, завтра, значит, завтра.
— Ну да, это верно, — вынужден был я согласиться с ее точкой зрения, в которой чувствовалась и чисто женская интуиция, и слепая уверенность в своей правоте, и что-то еще, распознать которое я пока не мог. — Он что-нибудь еще говорил?
— Так, ничего особенного, — было заметно, что Катя оправилась после шока и вполне могла рассуждать здраво. — Просил доставить тебя на это место… желательно, чтобы никто этого не видел…
— Не видел… — я усмехнулся, вспомнив наполненный зал «Дикой орхидеи». — Там меня многие видели…
— Но вряд ли кто-нибудь вспомнит, как ты оттуда выбрался, — веско заметила Катя. — А это и было самым главным. Знаешь, я могу предложить тебе кое-что…
— Например?
— Квартирка есть… там можно ночку отсидеться, а ше…
— Спасибо, я подумаю.
— Думай быстрей. Нам нужно разбегаться. Если надумал, поедем туда. Там не задают лишних вопросов. Ночь отоспишься, а утром будет видно.
— Что ж, поехали, — согласился я, немного завороженный ее железной логикой. Неожиданно мне в голову пришла любопытная мысль: если бы я остался в «Дикой орхидее», я бы даже косвенно не имел никакого отношения к смерти Марата. Поверить в то, что это был маскарад, — дело непростое. Но чем дальше я думал над этим, тем все больше склонялся к выводу, что люди из джипа не убивали Марата. Все это не поддавалось простенькому объяснению. Конечно, не мертвец подавал нам сигнал. Но тогда кто? Убийца? Все завязывалось в один клубок, и мне начинало казаться, что я почти близок к разгадке. Проблема заключалась в самой противоречивой фигуре Марата, который знал очень много и поэтому кому-то мешал. Его роль во всем этом деле представлялась мне весьма важной, несомненно, он был связан со своим убийцей и кое-что делал для него. Но по какой-то причине произошел сбой, и Марату подписали смертный приговор. А что, если убийца не знал о том, что Марат ищет со мной встречи, и просто следил за ним? Воспользовавшись ситуацией, он убил опасного свидетеля и скрылся, вспугнутый этими людьми из джипа? Такая версия имела право на существование, но проверить ее пока не представлялось возможным.
— Возьми бутылку водки, — сказала Катя, когда мы пошли через двор к трамвайной остановке.
— Я не хочу пить.
— А тебя никто и не заставляет, — отпарировала она со спокойствием человека, только что подвергавшегося смертельной опасности и благополучно избежавшего ее.
— Хорошо, — понял я скрытый смысл ее фразы и больше не задавал вопросов…
* * *
Мы приехали в один из старых кварталов города в северной его части. Дома тут строили сразу после войны. Долго блуждали в темноте, и я начал было подумывать, что она заблудилась.
— Похоже, последний раз фонари горели здесь еще при большевиках, — раздраженно заметил я, силясь рассмотреть что-нибудь в очередном проулке, куда мы свернули с тротуара.
— Все. Мы пришли. Вот этот дом…