Да, его романы возникали из детства и юности – именно оттуда были его страхи, а воображение возникало из всего, чего он боялся. Это не означало, что он писал о себе или о том, что случилось с ним в детстве и отрочестве, – он не писал о себе. Как писатель, Хуан Диего Герреро воображал то, чего боялся. Вы никогда в полной мере не узнаете, откуда возникали реальные люди.
Взять, к примеру, Игнасио, укротителя львов, в особенности его порочность. Индия была тут ни при чем. Без сомнения, он приобрел навыки укрощения львов в индийских цирках, но для укрощения львов не нужно быть хорошим атлетом – это совсем не акробатика. (Укрощение львов – это вопрос доминирования, что, по-видимому, верно в отношении укротителей как львов, так и львиц.) Игнасио научился выглядеть устрашающе, если не обладал этой способностью еще до того, как уехал в Индию. Со львами, конечно, устрашение было иллюзией. И получалось ли доминировать – это зависело от конкретного льва. Или от конкретной львицы, то есть от женского фактора, в случае Игнасио.
А «Прогулка по небу» была в основном делом техники; исполнителям просто требовалось овладеть определенной техникой. Она была известна. Игнасио видел, как следует тренироваться, но укротитель львов не был акробатом – он лишь женился на акробатке. Жена Игнасио, Соледад, и была акробаткой – или, скорее, бывшей акробаткой. Она была воздушной гимнасткой, выступала на трапеции; физически Соледад могла выполнить все что угодно.
Игнасио просто рассказал, как выглядит ходьба по небу; а Соледад стала обучать юных акробаток. Соледад сама научилась этому искусству на безопасной лестнице в палатке труппы. Овладев ходьбой вверх ногами, Соледад поняла, что может научить тому же и девочек-акробаток.
В «Дива-цирке» только юных девушек – а именно девочек-акробаток определенного возраста – обучали искусству хождения по небу (они и были «дивами»). Так и было специально задумано, и исключительно самим Игнасио. Укротитель львов любил юных девушек; он считал, что девочки-подростки – лучшие исполнительницы этого номера. Игнасио считал, что если вы находитесь среди зрителей, то вас должно волновать, чтобы девочки не упали, а не сексуальные мысли о них; когда же девочки становятся достаточно зрелыми, чтобы вызывать у вас сексуальные мысли, то, во всяком случае, по мнению укротителя львов, вы, представляя возможность секса с ними, не будете особо беспокоиться о том, разобьются они или нет.
Естественно, Лупе знала все это об укротителе львов с того момента, как увидела его, – Лупе могла читать мысли Игнасио. Та встреча, после появления детей свалки в «La Maravilla», стала для Лупе первым знакомством с мыслями укротителя львов. Никогда прежде Лупе не приходилось читать мысли столь ужасные, как у Игнасио.
– Это Лупе – новая предсказательница, – сказала Соледад, представляя Лупе юным девушкам в палатке труппы.
Лупе знала, что она на чужой территории.
– Лупе предпочитает «чтение мыслей» «предсказаниям» – она обычно знает, о чем вы думаете, но не обязательно о том, что будет дальше, – пояснил Хуан Диего. Он чувствовал себя растерянно, явно не в своей тарелке.
– А это брат Лупе Хуан Диего – он единственный, кто может понять, что она говорит, – продолжила Соледад.
Хуан Диего находился в палатке, полной юных девушек примерно его возраста; некоторые были так же молоды, как Лупе (или моложе), лишь десяти-двенадцати лет, и была пара пятнадцати- или шестнадцатилетних, но большинству девушек-акробаток было лет тринадцать-четырнадцать. Никогда еще Хуан Диего не чувствовал себя так неловко. Он не привык находиться в компании таких спортивных девушек.
На «поднебесной» лестнице в палатке труппы висела вниз головой девушка; ее босые ступни были согнуты под прямым углом к голым голеням, таким образом она держалась за первые две веревочные перекладины. Она раскачивалась вперед-назад, последовательно цепляясь ступнями за очередные веревочные перекладины, и, сохраняя ритм, шагала таким образом дальше. Ей предстояло сделать шестнадцать шагов по «поднебесной» лестнице, от начала и до конца; на высоте восьмидесяти футов, без сетки, одна из этих шестнадцати перекладин могла оказаться последней. Но в палатке акробатической труппы исполнительница номера казалась беззаботной и безмятежной; она свободно висела вниз головой в незаправленной, болтающейся на ней футболке, которую она прижимала к маленькой груди скрещенными руками.
– А это, – сказала Соледад, указывая на тренирующуюся акробатку, – Долорес.
Хуан Диего изумленно уставился на нее.
В этот момент Долорес и была La Maravilla; она была дивой в «Дива-цирке», но разве что на какое-то ускользающее мгновение – Долорес недолго осталось пребывать в препубертатном возрасте. Хуан Диего затаил дыхание.
Юная девушка, имя которой переводилось как «боль», «страдание», просто продолжала идти по небу. Свободные спортивные шорты открывали длинные ноги, голый живот был мокрым от пота. Хуан Диего не мог оторвать от нее глаз.
– Долорес четырнадцать, – сказала Соледад.
(В четырнадцать она вела себя, как ведут себя в двадцать один, Хуан Диего запомнит ее надолго.) Долорес была красивой, но равнодушной; казалось, ее не волновал риск, на который она шла, или – что более опасно – любой риск. Лупе уже ненавидела ее.
Но занята Лупе была пересказом мыслей укротителя львов.
– Свинья думает, что Долорес должна трахаться, а не ходить по небу, – пробормотала Лупе.
– С кем она должна?.. – попытался переспросить Хуан Диего, но Лупе продолжала лопотать, уставившись на Игнасио.
– С ним. Свинья хочет, чтобы она с ним трахалась, – он думает, что ей пора заканчивать с хождением по небу. Просто нет другой подходящей девочки, которая могла бы заменить ее – пока нет, – сказала Лупе. Она продолжала говорить, что у Игнасио встает на эту Диву, отсюда и проблема; укротитель львов считает, что зрители не будут бояться за жизнь девушки, если хочется ее трахнуть.
– В идеале, как только у девушки начинаются месячные, она не должна ходить по небу, – уточнила Лупе.
Игнасио сказал всем девочкам, что львы знают, когда у девочек начинаются месячные. (Правда это или нет, но девушки-акробатки в это верили.) Игнасио знал, когда у девочек бывают месячные, потому что они начинали нервничать из-за львов или вообще обходить их стороной.
– Свинье не терпится трахнуть эту девочку – он думает, что она готова, – сказала Лупе, кивая на безмятежную, висящую вниз головой Долорес.
– А что думает эта акробатка? – шепотом спросил Хуан Диего у Лупе.
– Я не читаю ее мысли – у La Maravilla сейчас нет мыслей, – пренебрежительно сказала Лупе. – Но ты ведь тоже хочешь заняться с ней сексом, разве не так? – спросила она у брата. – Больной! – сказала Лупе, прежде чем Хуан Диего успел ответить.
– А что жена укротителя львов… – прошептал Хуан Диего.
– Соледад знает, что свинья трахает девочек-акробаток, когда они «достаточно взрослеют», – ей просто горько, – ответила Лупе.
