– Я тоже их видел, – только и сказал Хуан Диего.
Трудно представить, почему Мириам и Дороти были с Лесли, подумал Хуан Диего. Пожалуй, еще труднее было представить, почему бедная Лесли была с ними.
Кларк, должно быть, пошел в туалет, подумал Хуан Диего, его нигде не видно. Тем не менее спаситель, меньше всего похожий на такового, уже направлялся в сторону Хуана Диего; это была она, одетая достаточно скверно, чтобы быть еще одной журналисткой, но в ее горячем взоре был узнаваемый блеск потаенной близости – как если бы чтение романов Хуана Диего изменило ее жизнь. Она могла бы поделиться историями о том, как он спас ее: возможно, она собиралась покончить с собой; или она была беременна своим первым ребенком в шестнадцать лет; или она потеряла ребенка и тут случайно прочла… В общем, в ее глазах мерцало нечто сокровенно-интимное, типа «я-была-спасена-вашими-книгами». Хуан Диего любил своих преданных читателей. Их взгляды искрились дорогими им деталями из его романов.
Журналистка увидела, что к ним приближается дотошный читатель в женском лице. Знакомы ли они были между собой, хотя бы отчасти? Хуан Диего не мог это определить. Женщины были примерно одного возраста.
– Мне нравится Марк Твен, – улыбнулась Хуану Диего журналистка на прощание.
И это все, что в ней было ядовитого? – подумал Хуан Диего.
– Обязательно передайте это Кларку, – сказал он, но она, возможно, не слышала его, – похоже, она торопилась уйти.
– Убирайся! – бросила вслед журналистке эта ненасытная читательница Хуана Диего. – Она ничего не читала, – объявила Хуану Диего новоприбывшая. – Я ваша самая большая поклонница.
По правде говоря, это была крупная женщина, весом 170 или 180 фунтов. На ней были мешковатые синие джинсы, порванные на коленях, и черная футболка со свирепым тигром между грудей. Это была протестная футболка, выражающая гнев от имени вымирающего вида. Хуан Диего был настолько не в теме, что не знал о беде тигров.
– Смотрите-ка – у вас тоже говядина! – воскликнула его новая могучая поклонница, обнимая Хуана Диего за хрупкие плечи такой же сильной, как у Кларка, рукой. – Вот что я вам скажу, – заявила крупная женщина Хуану Диего, ведя его к своему столику. – Помните ту сцену с охотниками на уток? Когда этот идиот забывает снять презерватив, а сам идет домой и начинает мочиться на глазах у жены? Обожаю эту сцену! – сказала ему в ухо любительница тигров, направляя его перед собой.
– Не всем понравилась эта сцена, – попытался возразить ей Хуан Диего. Он вспомнил одну или две рецензии.
– За Шекспира писал сам Шекспир, верно? – спросила крупная женщина, подталкивая его к стулу.
– Думаю, да, – осторожно ответил Хуан Диего.
Он все еще искал Кларка и Хосефу; он действительно любил своих дотошных читателей, но иногда их немного заносило.
Его нашла Хосефа и подвела к их с Кларком столу, где Хуана Диего и ждали.
– Защитница тигров, тоже журналистка – одна из лучших, – сообщил ему Кларк. – Из тех, кто действительно читает романы.
– Я видел Мириам и Дороти во время интервью, – сказал Хуан Диего. – С ними была твоя подруга Лесли.
– О, я видела Мириам с кем-то, кого не знаю, – заметила Хосефа.
– Ее дочь Дороти, – сказал Хуан Диего.
– Д., – пояснил Кларк. (Было очевидно, что Кларк и Хосефа так и называли Дороти – Д.)
– Женщина, которую я видела, была непохожа на дочь Мириам, – сказала доктор Кинтана. – Она была не так красива.
– Я очень разочарован в Лесли, – вздохнул Кларк, обращаясь к своему бывшему учителю и своей жене; Хосефа промолчала.
– Очень разочарован, – только и смог сказать Хуан Диего.
Но все, о чем он мог думать, была «эта самая Лесли». Зачем ей было уходить куда-то с Дороти и Мириам? Зачем ей вообще быть с ними? Бедняжка Лесли не была бы с ними, подумал Хуан Диего, если бы ее не околдовали.
Наступило утро вторника в Маниле – 11 января 2011 года, – и последние новости из страны, усыновившей Хуана Диего, были плохими. Это случилось в субботу: член Палаты представителей, демократ от Аризоны Габриэль Гиффордс была ранена выстрелом в голову; у нее были шансы выжить, хотя, возможно, не без нарушений функций мозга. В результате стрельбы погибли шесть человек, в том числе девятилетняя девочка.
Аризонскому стрелку было двадцать два года; он стрелял из полуавтоматического пистолета «глок» с магазином большой емкости, в котором было тридцать патронов. То, что говорил стрелявший, звучало нелогично и бессвязно. Не был ли он еще одним свихнутым анархистом? – подумал Хуан Диего.
Я здесь, на далеких Филиппинах, размышлял Хуан Диего, но ненависть и самосуд, привычные в моей приемной стране, не так уж далеки отсюда.
Что касается местных новостей – за завтраком в «Аскотте» Хуан Диего читал манильскую газету, – то он увидел, что хорошая журналистка, его дотошная читательница, не причинила ему никакого вреда. Она изложила краткую биографию Хуана Диего Герреро и отдала должное его романам; крупная журналистка, которую Кларк назвал «защитницей тигров», была хорошей читательницей, преисполненной уважения к Хуану Диего. Он знал, что она не имела отношения к фотографии, напечатанной в газете; несомненно, фотографию выбрал говнотик-фоторедактор, и женщину, которая любила тигров, нельзя было винить за подпись.
На фотографии был запечатлен заезжий автор – за обеденным столом, с пивом и рубленой говядиной, – глаза Хуана Диего были закрыты. Он выглядел даже хуже, чем спящим; казалось, в пьяном оцепенении он потерял сознание. Подпись гласила: «ОН ЛЮБИТ ПИВО „САН-МИГЕЛЬ“».
Раздражение, вызванное подписью, могло быть ранним признаком того, что его адреналин рвется наружу, но Хуан Диего не стал заострять на этом внимание. И хотя он чувствовал что-то похожее на расстройство желудка – возможно, снова разыгралась изжога, – Хуан Диего не придал этому значения. В чужой стране легко отведать то, что не нравится желудку. Причиной недомогания могло быть съеденное на завтрак или вчерашняя говядина по-вьетнамски, – по крайней мере, так предположил Хуан Диего, проходя через длинный вестибюль «Аскотта» к лифтам, где его ждал Кларк Френч.
– Что ж, рад убедиться, что ваши глаза сегодня открыты! – приветствовал Кларк своего бывшего учителя.
Очевидно, Кларк видел в газете фотографию Хуана Диего с закрытыми глазами. Кларк обладал даром затыкать, как пробкой, любой разговор своим последним словом.
Неудивительно, что оба романиста не знали, что еще сказать друг другу, пока спускались в лифте. Машина с Бьенвенидо за рулем ждала их на улице, где Хуан Диего доверчиво протянул руку одной из собак, ищущих взрывчатку. Кларк Френч, который никогда не забывал делать домашние задания, начал лекцию, едва они тронулись в путь – к Гваделупе-Вьехо.
Район Гваделупы в Макати-Сити был создан как barrio
[55] и назван в честь «покровительницы» первых испанских поселенцев – «друзей твоих старых друзей и моих друзей из Общества Иисуса», как объяснил Кларк своему бывшему учителю.
