– Черный не по расе, – пояснила Мириам. – Это деревянная статуя Иисуса Христа в натуральную величину, несущего свой крест на Голгофу. Возможно, статуя была сделана из какого-то темного дерева, но она не предполагалась черной – она обгорела.
– Ты хочешь сказать, что она обуглилась? – спросил Хуан Диего.
– Она горела по меньшей мере три раза, первый раз во время пожара на борту испанского галеона. Эта штука прибыла обугленной, но после того, как Черный Назарянин добрался до Манилы, было еще два пожара. Церковь Куиапо была дважды уничтожена огнем – в восемнадцатом веке и в тысяча девятьсот двадцатых годах, – ответила Мириам. – А в Маниле было два землетрясения: одно – в семнадцатом веке, другое – в девятнадцатом. Церковь носится с тем, что Черный Назарянин пережил три пожара и два землетрясения, и эта штука пережила освобождение Манилы в сорок пятом году – между прочим, одну из страшнейших бомбардировок на Тихоокеанском театре Второй мировой войны. Но какой смысл носиться с деревянной скульптурой, которая «выживает», – скульптура из дерева не может умереть, так ведь? Эту штуку просто опалило огнем несколько раз, и она стала еще темнее! В Черного Назарянина еще и стреляли – кажется, в щеку. Совсем недавно, в девяностых годах. Как будто Христос недостаточно страдал на пути к Голгофе. Черный Назарянин пережил шесть катастроф – как естественных, так и неестественных. Поверь мне, – сказала вдруг Мириам Хуану Диего, – тебе не стоит завтра покидать отель. Манила – это хаос, когда поклонники Черного Назарянина устраивают свою сумасшедшую процессию.
– Там тысячи демонстрантов? – спросил Хуан Диего.
– Нет, миллионы, – ответила Мириам. – И многие из них верят, что прикосновение к Черному Назарянину исцелит их от всех болезней. Много пострадавших во время процессии. Есть мужчины-поклонники Черного Назарянина, которые называют себя «Hijos del Señor Nazareno» – «сыновья Господа Назарея», – и их преданность католической вере заставляет их «отождествляться», как они выражаются, со страстями Христа. Может быть, идиоты хотят страдать так же, как страдал Иисус, – сказала Мириам. От того, как она пожала плечами, Хуана Диего пробрал озноб. – Кто знает, чего хотят истинно верующие?
– Может, я отправлюсь на кладбище в понедельник, – предположил Хуан Диего.
– В понедельник в Маниле будет хаос. Требуется день, чтобы очистить улицы, а все больницы будут еще возиться с ранеными, – сказала Мириам. – Поезжай во вторник – лучше днем. Самые большие фанатики едут туда с утра пораньше, как только начинают пускать. Утром не стоит.
– О’кей, – сказал Хуан Диего.
Просто слушая Мириам, он почувствовал себя таким же усталым, как если бы шел в процессии, посвященной Черному Назарянину, страдая от неизбежных травм и обезвоживания. Несмотря на усталость, Хуан Диего сомневался в словах Мириам. Ее голос, как всегда, был властным, но на этот раз сказанное ею казалось преувеличением, даже неправдой. Хуану Диего представлялось, что Манила огромна. Разве могла религиозная процессия в Куиапо и в самом деле задеть район Макати?
Хуан Диего выпил слишком много пива «Сан-Мигель» и съел что-то странное; причиной его плохого самочувствия могло стать что угодно. Он подозревал в этом блинчики по-пекински с утятиной. (Зачем класть в блинчик утятину?) И Хуан Диего не знал, что съел лечон кавали – жареную свинину со шкуркой, пока Мириам не сообщила ему об этом. Колбаса, поданная с майонезом багун, тоже застала его врасплох. Позже Мириам сказала ему, что майонез был приготовлен с приправой из ферментированной рыбы, которая, по мнению Хуана Диего, и вызвала у него несварение желудка и изжогу.
На самом деле, возможно, вовсе не филиппинская еда (или слишком много пива «Сан-Мигель») расстроили его желудок и заставили почувствовать себя больным. Скорее всего, его расстроило слишком узнаваемое безумие ревностных поклонников Черного Назарянина. Конечно же, опаленный Иисус и его обугленный черный крест явились из Мексики! – размышлял Хуан Диего, пока они с Мириам поднимались на эскалаторах в огромном торговом «Айяла-центре», пока они – все выше и выше – поднимались на лифте в свой номер в «Аскотте».
И снова Хуан Диего почти не замечал, как исчезает его хромота, когда он идет куда-нибудь с Мириам или Дороти. А Кларк Френч атаковал его своими сообщениями. Бедняжка Лесли продолжала писать Кларку; она хотела, чтобы Кларк знал: его бывший учитель попал «в когти литературного сталкера».
Хуан Диего не знал о существовании литературных сталкеров; он сомневался, что они осаждали Лесли (пишущую студентку), но она сообщила Кларку, что Хуан Диего соблазнен «фанаткой, которая охотится на писателей». (Кларк упорно называл Дороти просто «Д.».) Лесли передала Кларку, что Дороти – «женщина с, возможно, сатанинскими наклонностями». Слово «сатанизм» никогда не оставляло Кларка равнодушным.
Причина, по которой от Кларка пришло так много сообщений, заключалась в том, что Хуан Диего выключил свой сотовый телефон перед рейсом из Лаоага в Манилу; только по выходе с Мириам из ресторана он вспомнил, что надо его снова включить. К тому времени воображение Кларка Френча разыгралось не на шутку – он предполагал нечто ужасное, он рвался помочь.
«С вами все в порядке? – так начиналось его последнее сообщение. – А что, если Д. – сатанистка? Когда я увидел Мириам, то подумал, что она сатанистка!»
Хуан Диего заметил, что пропустил и сообщение от Бьенвенидо. Это верно, что Кларк Френч почти все организовал в Маниле для Хуана Диего, но Бьенвенидо знал, что бывший учитель мистера Френча уже вернулся в город и сменил отель. Сообщение Бьенвенидо не противоречило предостережениям Мириам насчет воскресенья, но было не столь категорично.
«Завтра лучше залечь на дно из-за толпы на процессии в честь Черного Назарянина. По крайней мере, надо избегать любой близости к маршрутам шествия, – написал ему Бьенвенидо. – В понедельник я буду вашим водителем – у вас по плану публичное интервью с мистером Френчем, а потом ужин».
«ЧТО за публичное интервью в понедельник, Кларк, и ЧТО за ужин потом?» – немедленно написал Кларку Френчу Хуан Диего, прежде чем обратиться к сатанинской теме, которая так взволновала его бывшего ученика.
Кларк позвонил, дабы все объяснить. В Макати-Сити, совсем рядом с гостиницей Хуана Диего, был небольшой театр – «маленький, но приятный», как выразился Кларк. В понедельник вечером в театре после спектакля его труппа устраивает на сцене интервью с авторами. Местный книжный магазин предоставляет экземпляры книг авторов для подписания; Кларк часто бывает интервьюером. Затем ужин для постоянных участников встреч с писателями в этом формате. «Людей не много, – заверил его Кларк, – но для вас это возможность завести какие-то контакты с вашими филиппинскими читателями».
Кларк Френч был единственным известным Хуану Диего писателем с наклонностями публициста. И как публицист, Кларк упомянул под конец СМИ. На сцене и на ужине будут журналисты, один или два, но Кларк сказал, что предупредит Хуана Диего, с кем надо быть поосторожней. (Кларку следовало бы сидеть дома и писать! – подумал Хуан Диего.)
