Клоуны-карлики и Хуан Диего видели голову и голые плечи Долорес над кабинкой душа. В этот момент на аллее между палатками появился слон – он тянул за собой мертвую лошадь, на шею которой была наброшена цепь. Полиция следовала за крупом Маньяны – на одну мертвую лошадь пришлось десять полицейских. Игнасио продолжал препираться с ними.
Голова Долорес была сплошь в шампуне – глаза закрыты. Под тонкой фанерной перегородкой виднелись ее лодыжки и босые ступни, покрытые мыльной пеной. Хуан Диего подумал, что, возможно, свежие ссадины на ступнях щиплет от шампуня.
Укротитель львов замолчал, увидев Долорес в одной из душевых кабинок. Полицейские тоже посмотрели в сторону Дивы.
– Может, сейчас не самое подходящее время, – сказал Пивное Пузо своему приятелю карлику Пако.
– А я говорю, сейчас самое то, – сказал Пако, переваливаясь с ноги на ногу и пытаясь ускорить шаг.
Клоуны-карлики мелкой побежкой поспешили к душевой кабинке Долорес. Чтобы заглянуть за перегородку сверху, им надо было бы встать на плечи друг другу (задача для них непосильная), поэтому они заглянули под нее, снизу, подставив лица под падающие, пенные от шампуня водяные струи. Рассматривание заняло у них не более двух секунд, после чего они выпрямились и отошли в сторону, с мокрыми, в пене головами. Долорес продолжала мыть голову, так и не заметив, что карлики украдкой подглядывали за ней. Но тут Хуан Диего попытался глянуть на Долорес сверху, для чего ему пришлось подтянуться, ухватившись обеими руками за край тонкой фанеры.
Позднее Пивное Пузо сказал, что из этого получился бы смешной клоунский номер; на маленькой аллее, посреди палаток труппы, оказался самый невероятный состав персонажей. Клоуны-карлики, покрытые шампунем Долорес, были просто в роли зрителей. (Как раз самое смешное, это когда клоуны просто стоят и ничего не делают.)
Позднее дрессировщик слонов сказал, что действо на периферии поля зрения слона могло больше напугать животное, чем то, что слон видел прямо перед собой. Когда душевая кабинка грохнулась, Долорес вскрикнула; она ничего не видела из-за шампуня на лице, но явно почувствовала, что окружающие ее стенки исчезли.
Позднее Хуан Диего рассказывал, что, хотя его накрыло одной из сборных стенок душа, он ощутил, как под ним вздрагивает земля – это слон рванул с места, возможно перейдя на галоп (или еще на какой-то вид слоновьего бега, случающийся при панике животного).
Дрессировщик побежал за слоном; цепь, все еще прикрепленная к шее мертвой лошади, порвалась – но до того, еще при рывке, мерин Маньяна оказался на коленях (как бы в молитвенной позе).
Долорес опустилась на четвереньки на деревянную подставку, служащую полом для душа; она держала голову под водяными струями, чтобы смыть наконец шампунь и все увидеть собственными глазами. Хуан Диего выполз из-под рухнувшего фанерного щита и протянул Долорес ее полотенце.
– Это я сделал, я, прости, – сказал он ей.
Долорес взяла у него полотенце, но, казалось, не спешила им прикрыться. Она стала вытирать полотенцем волосы, и, только увидев Игнасио и десять полицейских, Дива цирка прикрылась полотенцем.
– А ты смелей, чем я думала, во всяком случае, не ссыкун, – только и сказала Долорес Хуану Диего.
Никому не пришло в голову, что она не заметит мертвую лошадь. Все это время клоуны-карлики, с полотенцами, обернутыми вокруг талии, просто стояли и смотрели на аллею. Груди Пако были такими маленькими, что ни один из десяти полицейских не удостоил клоуна повторным взглядом; полицейские явно приняли Пако за парня.
– Я же говорил, что у Долорес они больше, – сказал Пивное Пузо своему приятелю-клоуну.
– Ты шутишь? – спросил Пако. – Мои больше!
– Твои меньше, – сказал Пивное Пузо.
– Больше! – возразил Пако. – А ты что скажешь, брат Лупе? – спросил трансвестит Хуана Диего. – У Долорес больше или меньше?
– Они красивее, – сказал Хуан Диего. – У Долорес красивее, – повторил он.
– Ты точно не ссыкун, – сказала ему Долорес.
Сойдя с деревянной подставки, она ступила на аллею между палатками, где и упала на мертвую лошадь. Пулевое отверстие все еще кровоточило. Рана была на виске Маньяны, между ухом и широко открытым глазом лошади.
Позднее Пако в роли женщины скажет, что не согласен с Пивным Пузом – не только относительно размера груди Долорес, но и относительно пригодности эпизода с душем для клоунского номера.
– Только не с дохлой лошадью – это не смешно, – скажет Пако.
Долорес, упав на мертвую лошадь, заколотила по ней голыми ногами и голыми руками и закричала. Игнасио не обратил на это никакого внимания. Он прошел мимо с десятью полицейскими, но прежде, чем продолжить спор с представителями закона, укротитель львов выдал Хуану Диего целую тираду:
– Если ты «не ссыкун», то чего ты ждешь, ходок по потолку? Когда ты собираешься попробовать подняться на восемьдесят футов? Я думаю, можно так тебя и назвать – Не Ссыкун. А как тебе Маньяна? Теперь это имя свободно, – сказал мальчику укротитель львов, указывая на мертвую лошадь. – Бери его, если хочешь – если всегда будешь откладывать на завтра свое превращение в первого небоходца-парня. Если ты собираешься так и откладывать – до следующего Mañana!
Долорес поднялась на ноги; ее полотенце было запачкано лошадиной кровью. Прежде чем направиться к палатке девочек-акробаток, она шлепнула Пако и Пивное Пузо по макушкам и сказала:
– Вы маленькие мерзкие отморозки.
– Больше твоих, – только и сказал Пивное Пузо Пако, когда Долорес ушла.
– Меньше моих, – тихо ответил Пако.
Игнасио и десять полицейских ушли; они все еще не договорились, хотя слышался лишь голос укротителя львов.
– Если мне нужно разрешение, чтобы избавиться от мертвой лошади, полагаю, мне не нужно разрешение, чтобы разделать животное и скормить моим львам, согласны? – говорил укротитель, не рассчитывая на ответ. – Надеюсь, вы от меня не ждете, что я повезу дохлую лошадь в Оахаку? – спрашивал полицейских Игнасио. – Я мог оставить лошадь подыхать на кладбище. Вам бы это не очень понравилось, верно? – продолжал укротитель львов, не получая ответа.
– Забудь о «Небесной прогулке», брат Лупе, – сказал Пако четырнадцатилетнему мальчику.
– Лупе нуждается в твоем присмотре, – сказал Пивное Пузо Хуану Диего.
Два карлика-клоуна удалились вразвалку; несколько открытых душевых кабинок стояли на своем месте, и два клоуна стали принимать душ.
Хуан Диего подумал, что на аллее никого не осталось, кроме него и Маньяны; он не видел Лупе, пока она не встала рядом с ним. Хуан Диего понял, что она все время была здесь.
– Ты все видела? – спросил он ее.
– Все, – ответила Лупе; Хуан Диего только кивнул. – Насчет нового номера с собаками, – сказала Лупе и замолчала, как будто ждала, что он догонит ее. Она всегда была на одну-две мысли впереди него.
