— Угощайся, Евдоким.
— Благодарю, господин Калач, но я привык к махорке.
Начальник полиции поморщился и заявил:
— Разве можно привыкнуть к этой гадости? Конечно, и немецкое курево, между нами говоря, полная дрянь, это не советские папиросы, однако мы, представители новой власти, должны соответствовать установленному порядку. Ты давно в ресторане не был?
Этот вопрос оказался неожиданным и неуместным. Но он был задан.
— В ресторане? Это в «Парусе», что ли? — спросил Буганов.
— В ресторане «Мюнхен». Он сейчас так называется.
— Я и раньше, в советские времена, туда захаживал всего пару раз, да и то в буфет. Хотя нет, был как-то и в зале. Не понравилось мне там, шумно и дорого.
— Зайди. Конечно, не прямо сейчас и не сегодня, а как выпадет свободное время. Ты будешь приятно удивлен.
— Интересно, чем именно?
— И чем, и кем, — сказал Калач и поднес зажигалку старшему полицаю деревни Лоза. — Там сейчас все по-европейски, всякий сброд туда не пускают. Сейчас в ресторане можно хорошо выпить, закусить, сыграть в карты, побаловаться с девочкой, а то и не с одной, если угодно.
— Там что, и бордель?
Калач усмехнулся.
— Бордель в бывшей школе, он для солдат, а в ресторане кабинеты. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы набрать туда молодых, хорошеньких, фигуристых и не страдающих всякими предрассудками дам.
— Из райцентра?
— Из Минска тоже привез пяток женщин, которые не прочь поразвлечь мужчин. Обязательно сходи. Один раз на этом свете живем. Раньше ты того, что увидишь в ресторане, и представить себе не мог.
Буганов кивнул.
— Слушаюсь, господин Калач! Обязательно зайду в ресторан, как только выпадет такая возможность.
— Это не приказ, который надо выполнять, а всего лишь дружеский совет. Но ладно. Хватит о пустом, перейдем к делу. Что скажешь по Годману?
— Он и его семья у нас в деревне.
Начальник полиции откинулся на спинку стула.
— Отлично! А я уже опасался, что они в лес к партизанам уйдут. Надеюсь, семейка под контролем?
— Так точно!
— Оставь, Евдоким, официальность. Мы не в управе.
— Да, семья контролируется. Она у известного в районе деятеля прежней власти, бывшего управляющего отделением колхоза имени Ильича.
— У Тимофеева?
— Да, у Кузьмы Кузьмича. Он и вывез их из Гороша.
— И как только смог? У меня здесь за дантистом двое полицейских смотрели.
— Точно не знаю, но объявились они недавно, третьего или четвертого дня, под вечер.
— Ну и ладно, узнаем, как Кузьмич смог увести евреев у нас из-под носа.
Буганов хотел сказать «у вас из-под носа», но, как и все остальные местные жители, боялся Калача, потому смолчал.
— У Годмана с собой были вещи?
— Три баула и саквояж с замком.
— Откуда такая точность?
Старший полицай из деревни Лоза рассказал о проворности бывшего зэка.
— Ай, пройдоха, проныра! — воскликнул Калач. — Чуйка у этого грабителя работает отменно. Он уже нацелился на добро дантиста.
— Да, и моего полицейского Шмарова соблазнил на темное дело.
О том, что он сам одобрил грабеж, Буганов предпочел умолчать. Он понял, что Калач имеет свой интерес к еврейской семье. Это значит, что влезать в его дела смертельно опасно.
— И что Шмаров? — осведомился начальник районной полиции.
— Так я же начальник в Лозе, Мирон Фадеевич, и у меня на службе строго. О предложении Фомы Болотова насчет того, чтобы поживиться добром евреев, Николай сразу доложил мне. Я запретил ему иметь дело с бывшим зэком, пригрозил доложить вам, что сейчас и сделал.
— Ты правильно поступил, — сказал начальник районной полиции, достал из кармана сигарету, прикурил и пробурчал: — Ну и гадость эти немецкие сигареты!
Буганов услужливо предложил:
— Махорочки?
— Нет уж, спасибо, если травиться, то европейским табаком. Значит, Фома надумал ограбить Годмана?
— Да. Но до ночи на подворье Кузьмича он не сунется.
— Он вообще не должен туда соваться. Как вернешься, немедленно арестуешь Фому.
— А повод?
— Он тебе нужен?
— Фома не простой селянин.
— Тогда повод для ареста — мой приказ. Этого достаточно?
— Да, более чем достаточно. Одно ваше имя наводит страх на всех.
Калач довольно усмехнулся и заявил:
— Так и должно быть.
— Есть вопрос, Мирон Фадеевич.
— Давай.
— Арестую я Болотова, а дальше что?
— А дальше смотри за деревней и особенно за подворьем Тимофеева. Ты ни при каких обстоятельствах не должен упустить их. Ты меня понял? Евреев ни в коем случае не трогать! До утра смотреть за ними особенно пристально.
— А что утром?
— Увидишь.
— Понял, Мирон Фадеевич.
— Еще ко мне вопросы есть?
— Вы достали какую-то бумагу, но так и не притронулись к ней.
— Это уже не важно. — Начальник полиции свернул лист, положил в карман. — Повторяю: Болотова арестовать и посадить так, чтобы не сбежал, контролировать обстановку и порядок в деревне, особенно смотреть за Тимофеевым и евреями.
— Понял. Все будет исполнено, Мирон Фадеевич.
Начальник районной полиции затушил окурок и неожиданно спросил:
— Выпьешь водки?
— Это немецкого шнапса?
— Нет, еще советской, казенной.
— Предпочитаю собственный самогон, прошу извинить.
— Да за что извиняешься? Отказался и правильно сделал. Если бы ты согласился, то я бы тебя наказал. Это к тому, что до утра завтра ни капли — ни водки, ни самогона, ни коньяку, ни браги. Уяснил?
— Да я коньяк только на полке в магазине и видел.
— Я спросил, уяснил? — повысил голос начальник полиции.
— Так точно, господин Калач!
— Молодец. Свободен!
— Слушаюсь!
Буганов вышел из хаты, прошел улицей до церкви, подошел к повозке.
Полицай Шмаров спал на брезенте.
Старший взял винтовку подчиненного, ударил его прикладом по ноге.
Шмаров очнулся, схватился за голень.
— Ты чего, Евдоким Нилыч?
— Какого хрена спать улегся?
