Я стиснула зубы — на них скрипел сахар льстивых слов.
— Я не думала, что мужики любят ушами.
Лешка усмехнулся.
— Да откуда тебе знать мужиков… Меня ты за мужика никогда не считала. Я так, машина для зарабатывания денег. А от маленького Богдана ты сама отказалась. Не хочешь узнать его поближе? Не мужское это дело подгузники менять. Ему здоровый сон нужен. К Юле он будет обедать приходить. Ну? Хватит уже молчать! — почти рявкнул Супрядкин. — У Юли женские часики тикают, а у меня мужские. Я хочу жить с тобой не приходящим мужем. Так неровен час ты себе любовника заведешь, — усмехнулся он.
Сердце сжалось, но не до боли. Любовника у меня больше нет. И о нем Лешка все равно никогда не узнает. Я же столько лет не предъявляла ему претензий по поводу выполнения супружеского долга в отношении Юли.
— Уговор?
Лешка протянул руку, но я не подала свою.
— Я не решаю за других людей, — с трудом провернула я языком, чтобы не выматериться. — Я жду звонка от Юли. Богдан — ее сын, не мой.
— А я хоть твой муж?
Супрядкин ухмылялся, но наигранно.
— По закону — нет. Ты же юрист. По диплому, — попыталась посарказничать я, да выходило как-то топорно.
Губы тряслись. Еще этот долбанный маскарад! Какие маски? Мы масок вообще не снимаем, всю жизнь: ни дома, ни на работе!
Глава 7.5 "Белые тапочки"
— А ты-то за него замуж хочешь? — спросила меня Милена, протягивая белую чашку с чёрным кофе без сахара.
Через три часа мне нужно уже быть в клубе, но я не смогла заставить себя поехать домой наряжаться. Мне нужно было для начала разрядиться. Меня колотило, и я прошла по городу пару-тройку километров в надежде получить от колхидский колдуньи волшебную пилюлю: пару капель коньяка в кофе.
— Вопрос на засыпку, что ли? — усмехнулась Милена, присаживаясь на кожаный диванчик, коленками в мои, чтобы я не трясла ногой — лодочка с нее уже слетела.
— Не знаю, — я нервно дернула плечом и сунула руку в разрез блузки, чтобы поправить перевернувшуюся лямку бюстгальтера. — Я об этом не думала…
В бутике никого не было. Две клиентки ушли с покупками, пока я ждала кофе, а новые, наверное, боялись помешать моему допросу.
— Теперь надо подумать, — Милена не выдержала и опустила тяжёлую руку с бордовым маникюром мне на коленку. — Я знала, что это когда-нибудь случится. Алексей не железный. Он… — она поискала глазами эпитет и на полках справа и на вешалках слева и даже на потолке: нужного слова нигде не оказалось. — Надо думать!
— О чем? — сказала, глядя на дверь примерочной, таким тоном, точно спрашивала, какой цвет нынче в моде, кроме классического питерского серого.
— О вашей жизни вдвоем, — и тут же, не позволив мне даже возразить, скомандовала: — Бери пример с нас с Арсеном. Разные комнаты, встречаемся за ужином. И все у нас хорошо. Мы взрослые люди. Когда граф встаёт, графиня только ложится… — расхохоталась Милена грудным смехом и тут же смолкла. — Вы найдёте варианты не докучать друг другу, уверена.
— И? Зачем тогда жить вместе?
— Ради совместных ужинов. Надя, ты меня удивляешь! — Милена не хохотала, она злилась на мою детскую недогадливость. — Ну реально, от храпа мужа бабы страдают только в однушке. В остальных случаях решают просто спать в разных комнатах! Я чувствую, что постарела и не убеждай меня в обратном, пусть я на четыре года тебя младше. Организм есть организм, его не обманешь красивыми платьюшками! Так что если раньше мне действительно необходимо было прижиматься к мужской спине, чтобы заснуть, то сейчас я не могу пойти с мужем спать. Мне не уснуть, мне нужно фильм до двух ночи посмотреть, пару бокальчиков пропустить для хорошего самочувствия… Но Арсена не переделаешь, он в десять часов спит, в шесть уже на ногах, а я хочу спать минимум до девяти. Я год, наверное, приходила в общую спальню в два ночи и будила его. В итоге Арсен ворочался до четырёх и весь день разбитый ходил. Ну что, разводиться из-за того, что его жизнь сделала жаворонком, а меня вдруг в сову обратила? Мы не малые дети, мы ищем компромиссы, и если обручальное кольцо стало мало, мы не бежим в тот же день в ювелирку его растягивать: мы и так помним, что женаты, и нам не нужно для поддержания счастливого статуса светить колечками перед незнакомцами. Ну, дошло, лопух?
Мне не было смешно, хотя обычно Милена легко заражала меня смехом.
— Мы из-за Богдана развелись, а не из-за храпа. Лешка не храпит. Во всяком случае, не храпел тринадцать лет назад. Тринадцать! Охренеть… И снова замуж, ты о чем?
Милена, как единственная подруга, многое обо мне знала — намного больше, чем моя мать. Она была в курсе, что Лешка требовал второго ребенка и что я этого ребенка не хотела. Она не знала только одного — что яйцеклетка была все же моей. Даже не знаю, почему я не сказала — наверное, ангел-хранитель вовремя закрыл мне рот. Так что Лешка оставался в глазах подруги моим приходящим мужем с сыном от Юли, к которой я его выгнала прежде чем снова приголубить. Милена не одобряла моего решения, но держала нашу связь в секрете от Оливки.
Сейчас я могла прийти только к Милене. Не за советом — мы давно не живем в стране советов, а просто выговориться. Выдохнуть. Правда, вдохнуть пока полной грудью не получалось, и я снова принялась накручивать на палец бретельки лифчика. Нервы, чертовы нервы…
— О старости, моя милая, о старосте… Лешка сейчас выбирает, с кем ему стареть. Вернее, уже выбрал — тебя. Знаешь, я тоже так временами присматриваюсь к Арсену — брюзжит без дела, нос сделался больше, шея толще… Но ночью, в темноте, глаза все еще горят… Скоро мы будем любить в наших мужиках только душу… Ну, тебе белый костюм подбирать?
Я смотрела мимо подруги в плотный вельветовый занавес темно-бордового цвета, отгораживающий от меня зеркало примерочной, в котором я могла бы узреть себя в полный рост и в полной красе своих сомнений.
— Я не хочу стареть, Милена. Не хочу… У меня еще седых волос даже нет.
— Счастливая, — вздохнула жгучая красавица, утаскивая из моих трясущихся рук блюдце, чтобы отдать пустую чашку продавщице. — Я с тридцати крашусь… Но все же советую периодически заглядывать в паспорт, скоро фото менять…
— Не хочу об этом думать, не хочу… Я счастлива, Милена. Была. Я была счастлива. Знаешь, все как-то перегорело и с Лешкой, и с Юлей, и даже с дочкой — жизнь устаканилась… Родители как муравьи в своем муравейнике суетятся, но вечером муравейник закрывается. Дочка, думала, устроена — профессионально и лично, хотя ни первый, ни второй ее выбор меня не устраивал. Я занималась котами, мирила их. И, знаешь, мне кошачьих проблем было достаточно. Я думала, все остальные решились сами собой, а тут — получай, фашист, гранату… Не ждали, а вот на тебе, на…
Я засмеялась, нервно, громко, дико и сама поперхнулась от собственного смеха. Милена велела принести мне воды, и я пила ее, как путник, заплутавший в пустыне.
