* * *
Евы в приемной не было. Арина постояла, успокаивая дыхание.
Из приоткрытой двери пахомовского кабинета доносилось невнятное «бу-бу-бу». У начальства кто-то был. Придется ждать. Черт, черт, черт! Вообще-то никакой беды в том не было, но Арине казалось очень важным доложиться как можно быстрее. Когда она выложит доказательства того, что смерть Шубина — самоубийство и обрисует всю его подоплеку, может, Пахомов что-нибудь толковое подскажет?
— Халыч?! — взревели в кабинете. — Баклушин, ты спятил, не иначе.
— Да сами смотрите, Павел Шайдарович, — голос Баклушина звучал удивительно спокойно, даже как будто снисходительно. — Оперданные откуда? А машина? Он Ведекина пристрелил, а Транько подставил. Реализовываться надо.
— Ты спятил, — повторил Пахомов уже без прежнего возмущения. — Ты что, не можешь его просто допросить? Что за срочность такая?
— Скажете тоже! Так он и явится для допроса! Слиняет тут же, и ищи ветра в поле.
— Да ни один судья тебе постановление об аресте не утвердит!
— Так уж и не один. Вообще-то можно было на семьдесят два часа и без судебного постановления задержать, неотложность там, опасность сокрытия и все такое. Но — пожалуйста!
Зашелестела бумага.
— Это та самая, чей сынок в баньке сгорел? — недовольно пробурчал Пахомов. — Баклушин, ты вообще берега попутал? Она же заинтересованное лицо!
— Подумаешь! Фамилия-то у нее другая, кто там увидит личную заинтересованность? Да он это, Павел Шайдарович, он, чем угодно поклянусь! А чего сразу бред? Посадить-то он их не сумел, вот и возомнил себя карающей десницей, борцом за справедливость. А может, родственники его подрядили — типа отомстить.
— А с остальными делами что? К ним-то Морозов каким боком? Ты же не можешь всерьез думать, что это и впрямь он всех убил?
— Да ладно! — Баклушин мелко хихикнул. — У Шубина-то, небось, перед смертью в голове уже все перепуталось, вот он и собрал что попало в одну кучу. Может, там еще и не все дела на Морозове. А может, ваш обожаемый Александр Михайлович сперва благородными целями себя оправдывал, а потом пошел мочить всех подряд. Может, у него тоже, как у Шубина, крыша съехала. А может, и не съехала. Может, и не всех подряд — а тех, за кого заплатили. Черт его разберет. Я давно говорил, что Морозов — та еще штучка! Это вы все в рот ему смотрели — ах, рыцарь следствия без страха и упрека. Вот он, рыцарь ваш! Старый…
— Громкое дело хочешь? — прорычал Пахомов. — Внеочередное звание заработать надеешься?
— Почему бы и нет? — довольно нагло отозвался Баклушин. — Что ж мне, всю жизнь крошки собирать? В общем, Павел Шайдарович, доложиться я, как положено, доложился, а дальше уж извините, мне подозреваемого задерживать пора.
Голос Бакланова приблизился, и дальше Арина слушать не стала. Выскользнув из приемной и оглядевшись — в коридоре было пусто — она на подгибающихся ногах добрела до своего кабинета, заперла за собой дверь и только тут выдохнула.
Что это было?
В груди противно жгло. Вот еще только заплакать не хватает, цыкнула она сама на себя.
Морозов — убийца?!
* * *
Когда Баклушин наконец ушел, Пахомов походил немного по кабинету — от окна к шкафу, от шкафа к столу, от стола к двери — и обратно. Залез в сейф, где стояла початая бутылка коньяка, подержал ее — и поставил обратно. Еще немного походил. Но что толку мерить шагами кабинет — нужно было что-то делать.
Может, сыну позвонить? Ясно, что на задержание Морозова Баклушин возьмет именно того опера, который… в общем, именно Витьку возьмет… эх, упустил сына, теперь звони не звони, ничего не изменишь…
— Ева! — сердито позвал он и выглянул из кабинета.
Евы в приемной почему-то не было. Вообще никого не было. Тоже мне, линия обороны, хмыкнул Пахомов.
На полу валялся телефон. Видать, Евка, свистнув куда-то по своим дурацким бабским надобностям, обронила. Стремительная наша…
Телефон…
Однако это мысль… И это многое упрощает…
Он поднял телефон, усмехнулся — он же наверняка заблокирован. Но аппарат оказался «доступен», удивительно. Пахомов нахмурился, укладывая нужную информацию в короткое сообщение, еще немного похмурился, припоминая телефонный номер — хотя это уже была игра с самим собой: и номер был из тех, что он помнил наизусть, да и вообще на память никогда еще не жаловался.
Да, отправить.
Когда сообщение ушло, он стер его из «исходящих», протер зачем-то блестящий телефонный корпус и аккуратно положил аппарат на секретарский стол.
* * *
Глаза саднило, в горле першило — казалось, что в кабинете пахнет гарью. Кислой, пороховой, гадкой. Но не стрелял же кто-то, в самом-то деле, в ее собственном кабинете? Да и не заходил сюда никто, пока она в приемной Мату Хари изображала. Тоже еще, великая шпионка нашлась! Права английская поговорка: тот, кто подслушивает, ничего приятного для себя наверняка не услышит.
Господи, но этого же не может быть!
Неужто не может, прошипел где-то внутри тоненький предательский голосок. Не ты ли удивлялась, что твой разговор с Морозовым оказался куда менее результативным, чем мог бы? Ведь явно же он что-то скрывал. Мало ли что он мог скрывать, цыкнула Арина на гадкий голосок. Но цыкай не цыкай, а…
Ну, Шубин! Ну, Егор Степанович! Смотрит сейчас с того света и смеется. Или не смеется? Не от хорошей жизни он всю эту историю затеял. Но все-таки надо же додуматься — сымитировать собственное убийство ради того, чтобы обратить чье-нибудь внимание на ошибки правосудия! Да еще и были ли они, эти ошибки? Мало ли что там ему церковный староста писал! Но Шубину, видите ли, втемяшилось, а тем, кто тут, на этом свете остался, теперь расхлебывай его домыслы. Имитатор чертов!
Вот выкинуть бы все это из головы — и Шубина с его имитацией, и все остальное. Застрелился и застрелился, и мотив имеется железобетонный, сдавай дело в архив и забудь.
Нет, Арина. ты и сама знаешь, что не выйдет. Эмоции — самый дурной советчик из всех возможных. А уж выкинуть из головы Морозова ты и вовсе не сможешь. Ведь не сможешь?
Надо просто задать прямой вопрос. Вот именно так: просто позвонить и спросить. И сказать про… ну, может, не про задержание, но хотя бы про подозрения… В конце концов, Арина свет Марковна, кому ты веришь? Баклушину или Морозову?
После такой постановки вопроса думать стало немного легче. Этот выбор был очевиден: Баклушину верить нельзя ни в коем случае, а Морозову… На этом мысли спотыкались. Не стал бы Баклушин катить на Халыча бочку, не имея очень веских аргументов в кармане. Ну или в сейфе, без разницы.
Баклушин, конечно, ради карьеры мать родную продаст, но в то же время… в то же время — рисковать, копая на пустом месте, он уж точно не станет, он не дурак. Значит, то, что у него есть против Халыча — оно есть, оно не выдумка. А если так, значит Арина ничего, ничегошеньки не знает о Морозове — и никогда не знала. Видела то, что хотела видеть — блестящего преподавателя, шутника, умницу и практически рыцаря на белом коне. А на самом деле…
