— Что это такое? Какая это бумага? Покажи ее мне. О, Уильфред! Покажи мне.
— Душа моя, не волнуйся по пустякам, — отвечал он, скомкав бумагу в руке. — Это ничто другое, как счета.
Сэлли схватила бумагу, Уильфред не давал ее, последовала борьба, в которой бумага разорвалась и Сэлли победила. Она имела привычку властвовать над обоими, благодаря своим годам и опытности.
— Вот теперь вы можете видеть, что это ничего более, как требование денег, — отвечала Сэлли, развернув бумагу и держа ее перед глазами госпожи. — Неужели вы не могли догадаться, что она опасалась еще худшего, сэр? — прибавила Сэлли тоном упрека.
И Сэлли была права. Она обладала большой проницательностью и здравым смыслом. Эдифь Лестер приписала посещение этого гостя разным слухам о ночных делах; ей представились кандалы, тюрьма, уголовный процесс, может быть, смерть.
Но Сэлли испугалась и ушла в этот день пересказать все неприятности и опасения своей прежней госпоже, мисс Бордильон. Уильфред Лестер в своем сострадании к бедной молодой жене, в своем памятозлобии против света, становился все беззаботнее, и если Эдифи не помочь, то, Сэлли, полагала, что он решится на что-нибудь отчаянное.
— Я не могу взять на себя ответственность скрывать эти вещи долее, — прибавила она, — да и не следует скрывать.
— Но что же делать, Сэлли? — жалобно отвечала мисс Бордильон.
— Мне кажется, что сквайр Лестер не хочет помочь, его нужно заставить сделать это.
— Заставить! — повторила мисс Бордильон, когда Сэлли ушла.
Она сидела после ухода этой женщины в печальных размышлениях, стараясь распознать, что предписывал ей долг.
Она знала одно обстоятельство, которое могло бы помочь Уильфреду, но, открыв это обстоятельство, она прямо шла против Лестера и таким образом сделалась бы виновною во вмешательстве, которое было бы непростительно вообще. Но теперь — теперь мисс Бордильон не только взвешивала все обстоятельства сообразно своему собственному суждению, но молилась, чтобы небо направило ее к справедливости.
Через час она отправила записку Уильфреду, прося его придти к ней.
— Я, верно, удивила вас, пригласив к себе, — сказала она, когда он вошел первый раз после своей женитьбы и придвинул стул для себя возле нее, — но я еще более удивлю вас тем, что скажу. Вы знаете, как я уважаю мистера Лестера, — продолжала она, и нежный румянец выступил на ее щеках. — Как мне не хотелось во все это время сказать слово, которое могло бы быть предосудительно для него и для леди Аделаиды!
— Маргарет, извините меня, но я лучше не стану рассуждать о леди Аделаиде. Я, может быть, выйду из себя, — перебил Уильфред. — Черный день был для меня и для Марии, когда мой отец женился на ней.
Маргарет подумала, что это не был день особенно блестящий еще для кого-то. Она продолжала:
— Знаете ли вы, что мистрисс Гескет отказала вам сумму денег, которую следовало вам выплатить, когда вы сделаетесь совершеннолетним?
— Кажется, я не слыхал.
— Я говорю не о безделице, отказанной в ее завещании по смерти мистера Лестера: я говорю о сумме в тысячу двести фунтов. Мистрисс Гескет была вашей крестной матерью, как вам известно, и в тот день, когда вас крестили, она принесла с собой бумагу, которую бросила — я помню это хорошо — на колени Катерине; это была дарственная запись на тысячу двести фунтов. Деньги эти тотчас были выплачены мистеру Лестеру; они и теперь еще у него. В этой записи было сказано, что деньги должны быть выплачены вам непременно в день вашего совершеннолетия; ваша мать должна была получать проценты с этой суммы на ваше содержание.
Темно-голубые глаза Уильфреда сверкнули огнем, который нечасто случалось в них видеть.
— Где же эта бумага? Где деньги? Кто их получал? — повторял он.
— Бумага у мистера Лестера. Я говорила с ним об этих деньгах несколько времени тому назад, когда пошли дурно дела у вас с Эдифью; он отвечал, что эти деньги были выплачены вам, в виде содержания, что, когда он увидел невозможность давать вам собственные свои деньги, он истратил ваши деньги на ваше содержание. Я думаю, что мистер Лестер не мог этого сделать. Как я думаю, он обязан выплатить вам деньги, когда вы сделаетесь совершеннолетним, со всею законной формальностью. Если так, эти деньги вам еще следует получить и вы можете потребовать их без отлагательства.
Уильфред встал.
— Какой стыд! — произнес он.
— Послушайте, Уильфред. Может быть, мистер Лестер будет законно оправдан, что он выплатил вам эти деньги таким образом, как он говорит. Во всяком случае, я уверена, что он точно так же не может выплатить вам эту сумму, как я не могла бы выплатить вам. Мой совет — пойти к нему в дружелюбном расположении духа и спросить, что он может или хочет сделать. Если он даст вам сто фунтов сначала, это все-таки что-нибудь.
Сто фунтов! Сто фунтов были бы золотым рудником для бедного, обнищавшего Уильфреда. В радости он хотел бежать, но Маргарет схватила его за руку и заставила опять сесть, пока он не поймет все, и обсудить вместе с нею, как ему следует поступить. Более всего она просила его не ссориться с отцом.
В этот самый день Уильфред отправился в Дэншельдский замок и явился к отцу в кабинет.
Вежливо и почтительно попросил он аудиенции на несколько минут, и Лестер от неожиданности не мог отказать. Уильфред сел и приступил к делу, объяснив, что он узнал, что денежная сумма в тысячу двести фунтов, принадлежащая ему, находится теперь в руках его отца; но он не сказал, от кого он это узнал.
Если Лестер и был испуган, он этого не показал. Он ответил совершенно хладнокровно, что Уильфред получил эти деньги.
— Не думаю, сэр, — сказал Уильфред. — Эти деньги следовало отдать мне формально, а вы знаете, что этого не было. Вы даже и не упоминали мне, что они у вас.
— Я вижу, что это сведение ты узнал от мисс Бордильон, — заметил Лестер. — Эти деньги выплачивались тебе ежегодно в виде содержания и ты истратил всю сумму; это, разумеется, дело твое.
— Но деньги не могли быть так выплачены мне, — настаивал Уильфред. — Я так понял, что об этом сказано в дарственной записи.
— Ты ошибаешься.
— У вас эта запись?
— У меня. Здесь.
Лестер указал на небольшой железный несгораемый сундук, всегда стоявший в углу его кабинета, как помнил Уильфред.
— Вы позволите мне прочесть, сэр?
— Уж, конечно, нет. Для чего? Ты можешь поверить моему слову. Я выплатил тебе эти деньги в виде годового содержания, и так как у меня возникло сомнение, законно ли я это сделал и не будет ли еще эта сумма числиться за мной, я представил эту дарственную запись в совет.
— Ну-с? — закричал Уильфред, потому что Лестер остановился.
— Мне сказали, что в записи сказано не так ясно, как бы следовало, и что, выплатив деньги таким образом, я не нарушил закона.
