– У сына госпожи Смит больное колено? – Воскликнул он вдруг очень удивленный, – это, вероятно, случилось внезапно. Который же из ее детей?
– Который из детей? – Повторила мистрис Пеперфли, – у нее только один и есть. Ах! Я вижу, вы говорите о другой мистрис Смит, жене пастуха; это не она, сударь. Это мистрис Смит из Топпер-коттеджа, что на Блистерской улице.
– Я не знаю такой мистрис Смит. – Она живет там недавно, сударь, совсем недавно, я с нею очень хорошо подружилась. Она просит вас быть у нее завтра утром.
– Хорошо, я постараюсь.
Отправив матушку Пеперфли, Карлтон намеревался зайти к себе, и, подняв глаза, увидел свет в окнах…
– Вернулась ли Лора и будет ли она опять в дурном расположении духа после этого прекрасного вечера?
Карлтон не привык мстить жене за сцены, которые она ему часто устраивала. Не будучи абсолютно верным мужем, он однако продолжал питать к ней сильную привязанность, если она его не отталкивала; он любил ее, насколько мог еще любить человек, отживший, разочарованный, как он. Иногда, впрочем, если он того сам хотел, он производил на нее то очарование, которое было ему свойственно и которое способствовало его успеху у женщин.
Лора полудремала лежа на диване в зале. Леди Лора в последнее время скучала, не находя никакого веселья для себя: чтение, вышивание, альбомы все это ей надоело, даже музыка. Остаться вечером одной, как в эту минуту, было для нее тяжелым наказанием.
При входе мужа она встала, – черная шаль, была у нее на плечах; она сбросила ее и предстала перед мужем в черном платье, с драгоценными украшениями на шее и руках.
Она возвратилась с большого обеда.
– Лора, вот и ты рано дома, как я вижу.
– Ах, Луи! Какой глупый вечер! – Сказала она, – посуди сам: двое мужчин, а нас десять дам! Я заснула в карете и продолжала спать кажется еще и здесь.
Он сел на диван и Лора, протягивая ему свою руку, просила отстегнуть браслет, тяжесть которого стесняла ее. Карлтон, положив браслет на стол, удержал ее руку в своей руке.
– Я не смел надеяться найти тебя дома, – сказал он.
– Зачем мне там оставаться? Что могут делать десять женщин вместе? Ах, я была так счастлива, когда мне доложили, Что карета моя приехала. Они подняли такой шум, когда я уехала, но я сказала, что страдаю головной болью, и, в самом деле, я не лгала. Ах, какой убийственный обед! Господи, как скучно здесь в это время года! Весь свет на водах…
– Город, подобный нашему, – сказал Карлтон, – всегда скучен во все времена года. Мне часто досадно, что я должен жить здесь.
– Семейство Гоф уезжает на будущей неделе в Скерборав, – сказала она… – Ах! – И она глубоко вздохнула.
– Дорогая Лора, если ты хочешь поехать на воды, ты должна только сказать мне, если это принесет тебе пользу или развлечение…
– Ах, мне все равно; ведь ты не поедешь со мною?
– Могу ли я?… Ведь я привязан здесь. Ах, как бы я хотел, чтобы мои занятия были совершенно другими.
– В каком смысле?
– Быть, например, доктором, принимающим своих клиентов у себя на дому. Утомительнее всего разъезжать к больным: кроме того это почти не приносит дохода! Если я сравню мои доходы с доходами лондонских докторов…
– Ну, что же, поедем и поселимся в Лондоне.
– Я серьезно об этом думаю.
Лора говорила небрежно, не придавая значения своим словам. Ответ мужа удивил ее в высшей степени. Карлтон растолковал ей свою идею, говоря, что знания его не находят себе приложения в Венок-Сюде и он твердо решился оставить его.
– Я думаю ты будешь рада переехать в Лондон, Лора?
– О, да, – ответила она и голова ее уже наполнилась планами и она заранее радовалась удовольствиям, предстоявшим ей в Лондоне. – Но ведь ты никогда не решишься покинуть Венок-Сюд, – сказала она после минутного молчания.
– А почему, скажи пожалуйста?
– А потому, что для тебя здесь есть интерес, которого я не нахожу.
Карлтон нахмурил брови, но он скоро преодолел себя и обрел обычное спокойное состояние духа; не то, чтобы его совесть была совсем спокойна, но он не мог терпеть этих намеков своей жены, и желал, чтобы сцены ревности были забыты.
– Лора, – сказал он серьезно. – Венок-Сюд не имеет для меня ничего привлекательного, даже напротив. И, если я отсюда уеду, – прибавил он тоном более нежным, – я увезу с собою то, что мне приятнее всего – это тебя.
Она засмеялась.
– Как это мило с твоей стороны!
– Клянусь тебе, – говорил он оживленно, приблизившись к ней, – ты единственное мое счастье в Венок-Сюде, как и везде.
Она верила ему, потому что любила его еще настолько, чтобы желать верить этим словам.
– Но, Луи, ведь это не всегда было так, ты это знаешь.
– Мне кажется, моя дорогая жена недавно обещала мне не поднимать более этого вопроса.
– Разве я тебе обещала? Очень может быть. Ну, не буду более говорить об этом. Хорошо, расскажи мне о вашем обеде, Луи. Имел ли ты успех? Чем кончились ваши споры?
Он весело рассказал ей все обстоятельства этого вечера и овации, которых он был удостоен.
Так они болтали более часа по-дружески и, удалившись в свою комнату, она, думая о будущем, сказала себе, что быть может дни взаимного доверия опять настанут для них.
На другой день утром, окончив свои визиты в Монтикюль, Карлтон вспомнил обещание, данное Пеперфли и отправился к мистрис Смит.
Когда Карлтон, не постучав предварительно, вошел в комнату, там был один ребенок; сидя на стуле, он играл солдатиками, которых выстраивал в боевые ряды на своих коленях.
«Это вы больны, мой маленький друг?».
Не успел он произнести эти слова, как остолбенел. Взглянув на ребенка, он был чем-то поражен, разбит, доведен почти до обморока. Очевидно, он, как и Юдио, был удивлен каким-то сходством. Это возможно, ибо он смотрел на ребенка с изумлением, смешанным со страхом.
Он овладел собою только тогда, когда заметил, что он не один:
– Я услыхала в комнате чужой голос, – сказала мистрис Смит, показавшаяся в дверях. – Вы вероятно доктор, которого я жду?
– Да, – ответил Карлтон, глядя на нее так же внимательно, как он сейчас глядел на ребенка.
Женщина заметила его смущение и приписала его опасению за здоровье ее сына…
– У него очень нездоровый вид, не правда ли? – Сказала она. – Это вас очень поразило?
– Нет, нет, – ответил Карлтон рассеянно. – Он мне только кого-то напомнил, вот и все. Как его зовут?
– Смит.
– Откуда он?
– Но позвольте, – возразила женщина своим грубым голосом, который был свойственен ей. – Не желая быть невежливой, я не вижу, какое до этого дело вам или кому бы то ни было; я, мне кажется, не знаю вас, как и вы меня не знаете. Но, наконец, если вы уж очень хотите это знать, он родился в Шотландии, где провел всю свою жизнь. Это мой единственный ребенок.
