– Мать очень огорчена, не правда ли?
– Да, по крайней мере вчера утром. Я пришел к ней через полчаса после его смерти и был свидетелем такого глубокого отчаяния и грусти, которые редко можно видеть в жизни. Я был поражен. У людей холодных и строгих душевные волнения всегда чрезвычайно сильны, но непродолжительны. Я верен, что эта женщина не успокоилась раньше вечера.
– Я полагаю, ты сделал все возможное, чтобы утешить ее.
Карлтон поднял глаза на свою жену: неужели она опять станет надоедать ему этими глупостями?
– Лора!
– А что?
– Что ты этим хочешь сказать?
Недовольный вид и краска на лице ответили за Лору; Карлтону не нужно было повторять свой вопрос; бессмыслица этих слов в отношении мистрис Смит была так очевидна, так комична, что он не мог не расхохотаться.
– Ох, Лора! Эта безобразная женщина!..
Но, говори он в таком духе еще целый час, он и тогда не открыл бы ей глаза на все безумие ее подозрений. Лора с дрожащими губами не переставала глядеть на него с недоверием. Карлтон ласково положил свою руку на ее плечо.
– Должен ли я опять и в сотый раз уверять тебя, Лора, что я никогда не знал этой женщины? Клянусь моей честью, которая для меня свята. Откуда только могла придти тебе в голову подобная мысль?
В самом деле Лора сама этого не понимала. Это была одна из неотвязчивых мыслей, которые затмевали ее ум и делали ее такою несчастною. Она, однако, стала теперь приходить к заключению, что ошибалась; ею овладело чувство стыда и раскаяния в том, что она возвела несправедливое обвинение, выказала свою ревность всему миру в лице Дженни и Юдио и в особенности в том, что тайно открывала сундук
Лора взяла руку Карлтона и пожала ее, глаза ее наполнились слезами. Карлтон обнял ее.
– Будь спокойна, мы скоро оставим Венок-Сюд. Для нас настанет новая жизнь, не моя будет вина, если она не будет счастлива.
Он говорил с сердечной радостью, которая глубоко взволновала Лору. Она спрашивала себя: справедливы ли ее подозрения, не безумно-ли то обвинение, которое она возвела на мужа и, наконец, не совершила ли она преступления, отворив отмычкой замок сундука.
Она встала и села к завтраку.
– Будешь ли ты сегодня завтракать со мною, Луи?
– Ты знаешь, что я всегда завтракаю раньше. Что здесь такое? Устрицы? Я съем несколько, а ты будешь?
В эту минуту дверь открылась и вошел Джонатан. Не привыкнув к тому, чтобы слуга входил так бесцеремонно, они оба с удивлением посмотрели на него. Он был бледен и ужасно испуган.
– Что такое случилось, Джонатан? – Спросил Карлтон.
– Вас просят выйти, сударь.
– В мой кабинет? Я сейчас пойду туда.
– Нет, сударь, вас просят сейчас, – пробормотал Джонатан.
Карлтон, пораженный расстроенным видом своего слуги, с каким-то неопределенным предчувствием, быстро встал.
В прихожей он встретил двух полицейских.
Джонатан из предосторожности запер за своим барином дверь столовой, но не прошло и минуты, как Лора приотворила ее, чтобы узнать причину замешательства Джонатана.
Вот что случилось: два полицейских офицера стояли около Карлтона с видом величайшего равнодушия, один из них указывал ему на что то такое, похожее на штемпельную бумагу, а Джонатан находился на некотором расстоянии от них с открытым ртом и широко Открытыми глазами. Когда Карлтон увидел Лору, он увел полицейских в соседнюю комнату и запер за собою дверь.
– Джонатан, что тут такое происходит? – Спросила Лора.
– Бог знает, миледи, – ответил он, глубоко вздохнув.
– Чего нужно этим двум полисменам? Вы так испуганы? Что они сказали? Что вы слышали?
– Лучше бы вы меня об этом не спрашивали, – сказал он наивно, – вам будет неприятно слышать мой ответ, сударыня.
– Как вы смеете ослушаться моих приказаний, Джонатан, – возмутилась она величаво. – Говорите сию же минуту!
– Ах! Миледи! Я слышал что-то о каком-то убийстве и что пришли потребовать моего барина к допросу перед судом.
Она не поверила этому и сердечно расхохоталась в лицо Джонатану.
В эту минуту все вышли из комнаты и Карлтон подошел к Лоре. В лице его было что-то такое странное, что она в ужасе отшатнулась назад.
– Лора, я по делу должен явиться в суд. Я вернусь по возможности скоро.
Это было подтверждением слов лакея.
Лора в ужасе издала страшный крик.
– О, Луи, что же такое происходит? Джонатан говорит, что дело касается убийства?
– Абсурд! Абсурд! – Вскричал он в гневе. – Здесь только глупое недоразумение, которое разъяснится при первом слове. Не беспокойся, я вернусь к обеду.
Он не успел сказать ничего более. Через минуту он был на улице, один из полисменов шел с ним, другой сзади.
Лора в замешательстве оглядывалась кругом; она жаждала объяснений, а около нее не было никого, кроме Джонатана, не менее ее пораженного случившимся. Она бросилась в дверь, чтобы увидеть на улице удалявшегося мужа, как будто она таким образом могла узнать что-нибудь. Она увидела, что Карлтона и его полицейских сопровождала целая толпа народа. Слухи об этом деле начали распространяться по городу и на улицах стояли целые толпы народа.
Еще более пораженная, Лора, быть может, бросилась бы на улицу, если бы не заметила Пеперфли, которую толпа чуть не сбила с ног. Она схватила ее за руку.
– Скажите мне, – сказала она дрожа, – в чем дело? Вы знаете?!
Прежде всего матушка Пеперфли поспешила войти в дом и потянула за собой Лору. Старуха поспешила уйти подальше от толпы, которая чуть не помяла ей бока, а потом только дала волю своему языку. Она заперла за собою дверь в столовой, невзирая на Джонатана, оставшегося в передней.
– Если вы не будете говорить сейчас же, я умру! – Вскричала Лора вне себя. – Что случилось?
– Ах! Миледи, – заговорила Пеперфли, – вот пути Провидения, о котором нам говорят в церкви! Что значит жить столько времени с мистером Карлтоном, не подозревая его ни в чем! Подумать только, что он все время лечил ребенка из Таппер-коттеджа! Но преступление открыто! Ах! Это жестокий удар для вас, миледи!
Лора только утром узнала о смерти ребенка из Таппер-коттеджа, ей вдруг пришла в голову какая-то мысль.
– Разве его убили? Этого ребенка из Таппер-коттеджа.
– Его? – Ответила матушка Пеперфли. – Бог с вами, миледи, он, как ягненок, умер тихо, своей естественной смертью, от болезни. Это его несчастная мать.
– Разве она умерла? – Сказала Лора, еле дыша, – мистрис Смит умерла?
– Не она; мистрис Смит не была матерью этого ребенка.
– Не мать его!
