— Ух ты! Здорово! Я разрисую ее витражными красками. Пауль, смотри!
Грета и Мартин переглянулись.
Они уселись в машину через несколько минут. Пауль сел за руль, Суннива устроилась рядом, чтобы направлять его по карте. Грета и Мартина — на заднем, нагретом на солнцепеке, кожаном сидении.
Мартин обладал привычкой сидеть, широко расставив ноги, отчего его колени и колени Греты постоянно стукались друг о друга на каждом повороте или ухабе, но они не делали ничего, чтобы этого не происходило. Мартин почти всю дорогу украдкой посматривал на Грету, будто стараясь запечатлеть в памяти ее розовое личико в солнечном свете, пушистые черные ресницы, аквамариновые, почти прозрачные, глаза и то, как она убирает с лица упавшие волосы. Он не удержался и помог ей убрать одну прядку, потом взял ее руку и до конца поездки не отпускал.
Каменная бухта оказалась намного красивее, чем на фотографиях в интернете — Суннива не удержалась и нащелкала не меньше пятнадцати снимков, как только вышла из автомобиля, а также заметила, что Ларс весьма поскупился, назвав бухту симпатичным местечком. Она стоила того, чтобы последние пять километров пути трястись по неровной постоянно петляющей дороге сквозь убористый лес. Песчаная площадка пляжа оказалась совсем небольшой, не многим более пяти метров на семь, остальное пространство вплоть до воды занимали разномастные камни, от крошечных, размером с ноготь, до огромных валунов, раскиданных то тут, то там группами и по одиночке. Чуть в стороне у каменного нароста, будто крышей закрывающего закуток, из которого тонкой струйкой в Мраморный залив вытекал ручей, проглядывался темно-рыжий пласт с торчащими в разные стороны редкими пучками травы.
— Глина, — сказал Пауль, растирая между пальцами рыжий комочек.
Пока молодые люди разбивали палатки на единственном песочном участке бухты, девушки раскладывали полотенца и готовили легкий завтрак из фруктов и бурфи, восточного лакомства, которое вчера приготовила Суннива.
— А кто это? — поинтересовалась она у Греты, раскладывая на блюде нарезанные яблоки, — Твой друг? Или друг?
Грета глядела, как ловко Мартин работает молотком.
— Он работает вместе с отцом.
— Тоже офицер полиции?
— Да.
— Надо же, а с виду не скажешь.
Грета не могла с этим не согласиться. Внешне Мартин вполне мог бы сгодиться на роль сокурсника Пауля.
— И вы до сих пор… нет?
Грета смутилась.
— Нет, конечно. Я несовершеннолетняя. Для него это важно.
— Но хоть целовались? — не унималась Суннива.
— Да.
— Выходит не так уж и важно. И как?
Грете не пришлось отвечать, потому что ответ был написан у нее на лице.
— Только никому не говори! — Грета погрозила ей пальцем, и Сонни застегнула на губах невидимую молнию.
Через полчаса, когда молодые люди закончили ставить палатки, они, наконец, позавтракали. Пауль вытащил из машины газеты для мангала, разжег огонь и достал кастрюлю с замаринованным мясом. Мартин никак не прокомментировал то, что Грета стащила из дома бутылку вина, но ей будто нравилось дразнить его. Сама же она выпила только половину бокала. Пока шашлыки томились на огне, Суннива затеяла игру «в вышибалу». Поначалу Мартин отказывался принимать участие в играх, ссылаясь на то, что лучше последит за шашлыками, но едва ли кому-то когда-то удавалось устоять перед напором Суннивы. Два раза, будучи водой, Грета попадала Мартину по плечу — совсем забыла про его ранение. Только когда второй раз он поморщился и схватился за старую рану, она вспомнила и извинилась. Когда водил он, больше целился в Грету, чем в остальных, Пауль и Суннива выбивали того, кто оказывался ближе. Они так увлеклись, что едва не сожгли первую партию мяса. Потом они за обе щеки уплетали фруктовый салат, который Суннива решила приготовить вместо торта.
— В сливках одни калории, — сказала она, — А здесь одни витамины.
Когда салат был съеден, Пауль предложил вручить имениннице подарки. Грета помнила об ореховой скорлупе с серьгами и тоже захотела подарить подруге что-то необычное. Она вручила ей летний палантин, который по собственному эскизу расписала акриловыми райскими птицами на ветках цветущей вишни. Пауль преподнес аккуратный серебряный браслет с подвесками в виде звезд, такой же сверкающий, как ее амулеты. Мартин старался держаться особнячком, так как свой подарок уже вручил. К тому же его не покидало чувство неловкости, и он предпочитал наблюдать за Гретой.
Когда солнце раскалило воздух, превратив его в душное марево, настало время купаться, но Суннива в последний момент предпочла воде загорание.
Вода была очень теплая. Мартин плавал лучше Пауля. Когда молодой офицер полиции снял рубашку, Грета впервые увидела насколько он крепко сложен. Мартин пытался научить Грету лежать на воде. Придерживал ее спину и говорил, что нужно расслабиться и дать воде удерживать себя, но где ей было расслабиться, ощущая голой кожей руку мужчины? Ей все время казалось, что она вот-вот пойдет ко дну, верещала и цеплялась ему за плечи. Потом она пыталась от него уплыть, но когда он нагнал ее, так быстро, как акула, она обрызгала его водой из ладоней. Впервые он улыбнулся, открыто во все 32 ровных, белоснежных, как цинковые белила, зуба. Он не был ни слепым и ни глупым — она опять с ним заигрывала.
Обсыхали они тоже вместе, сидя на соседнем от Суннивы и Пауля каменном валуне, и поедали черный виноград. Только сейчас Грете удалось разглядеть круглый шрам на его плече. Светлый, почти белый. Ужасный. Наверное, ему было тогда очень больно и страшно. Отец как-то говорил, что молодым офицерам иногда бывает трудно пережить первое ранение, даже не из-за боли, а потому что смерть вдруг становится слишком осязаемой. Он говорил, что обычно лицо человека, который хотел тебя убить, запоминается навсегда. Наверное, Мартин тоже запомнил того человека. Ей было неудобно его об этом спросить. Шрам под ключицей был на его теле далеко не единственным. На его верхней губе Грета уже давно заметила два тонких старых шрама — почти незаметных, только если свет падал под особенным углом. Когда-то Мартин сильно получил по лицу.
А ведь она о нем ничего не знает. Что он любит? Ненавидит? Что заставляет его смеяться или грустить? Какой фильм он считает лучшим? Какие читает книги? Почему он стал полицейским? И какого цвета его любимая футболка? Тысяча мелочей, важных для нее. Мартин был не из тех, у кого душа нараспашку Грета тоже. И ей было с ним трудно.
Что он любит в девушках, и что его раздражает? И что она, Грета, может сделать, чтобы он почувствовал себя счастливым? Что он прикрывает угрюмым молчанием? Тысячи вопросов вихрем пронеслись в ее сознании. Хотел ли и он узнать о ней что-нибудь? Если да, то почему не торопится ее расспросить?
— Когда у тебя день рожденья? — спросила она, отправляя в рот очередную виноградину. Мартин сощурился от яркого августовского солнца.
— В январе. Четырнадцатого.
