— А разве он изменился? Как был угрюмый, так и остался.
— А мне кажется, он изменился. Слышала, после госпиталя комиссар настоял, чтобы он посещал нашего психолога.
Мартин? Они говорили о Мартине? Грета вся превратилась в слух.
— Бедняга. Ранение, а тут еще и девушка бросила.
Так значит, Стина с ним порвала…
Грету наполнили смешанные чувства. Она мысленно прокрутила услышанный разговор назад в попытке вспомнить детали, и чуть было не перелила кофе через край чашки.
— Нужна помощь?
Голос за спиной застал Грету врасплох. Это был Мартин. Сплетницы за перегородкой сразу замолкли. По его лицу было трудно догадаться, слышал ли он что-то или нет.
— Нет, я уже закончила.
Грета покраснела, как карминовая краска.
— Хорошо выглядишь сегодня, — сказал Мартин.
Грете показалось, что она ослышалась, и уставилась на него, как на чужого. Она так отчаянно напрашивалась на его комплимент, но когда получила его, оказалась совершенно к нему не готова.
— Спасибо, — ответила она и, не ощущая себя от неловкости, поспешила уйти.
После этого случая по большому счету они толком ни разу не общались — Мартин всегда был слишком занят, а когда они пересекались в участке, чаще обменивались молчаливым кивком в знак приветствия или прощания, чем говорили. Однажды Грета застала Мартина на лестничной площадке — он курил. Раньше она за ним такого не замечала. Ей нравилось наблюдать за ним, но после того, как он отметил ее привлекательность, заговорить с ним она большее не решалась. Однако, все еще пребывала в блаженной уверенности в том, что нравится ему, потому что он внял ее совету с сахаром, а его комплимент только закрепил эту веру.
Со временем же, пока комплимент у кофемашины так и оставался единственным, а Мартина, казалось, больше интересовала ослабевшая под повязкой рука, чем хорошеющая день ото дня Грета, в девичью голову начали закрадываться подозрения, что сахар он бросил не в кофе, но в мусорку под столом, а его комплимент был продиктован лишь желанием заполнить повисшую между ними неловкую паузу, чем отметить девичью красоту. И в этом открытии было мало приятного.
Когда наступил апрель, свой семнадцатый день рождения Грета отметила трижды. Первый раз, когда мама и Свен с утра вручили ей золотую цепочку с подвеской в виде ключа, а потом съели по куску праздничного торта. Во второй, когда она пришла в академию, и Суннива торжественно вручила ей ореховую скорлупу, перевязанную золотистой ленточкой.
— Ох, это самый красивый орех во всем мире! И он мне? — совсем не зло пошутила Грета.
— Развяжи, — потеребила ленту Суннива.
Когда Грета потянула за конец ленты, узелок развязался, и половинки скорлупки грецкого ореха распались у нее в руке. Оказалось, Сонни выскребла оттуда все содержимое, внутренние стенки обмазала золотыми акрилом, и спрятала внутри серьги: месяц и солнце со стразами. Ее подруга никогда не дарила подарки, как все. Сами серьги неожиданно не остались без внимания Теодора Адлера, который назвал их «милыми штучками», когда Грета в качестве дежурной по аудитории помогала ему поправлять парты после лекции. А узнав повод, по которому она их получила, присоединился к поздравлениям.
— А они вам идут, — добавил он и отпустил Грету домой.
Когда Грета пришла к отцу, в доме уже собралась вся его команда. Грета удивилась — она меньше всего ожидала увидеть их на своем Дне рождения. Правда, уже через несколько минут, все встало на свои места — они скинулись на особенный подарок для дочери комиссара. И их подарок можно было по праву считать королевским. Когда Грета развернула подарочную упаковку, сперва глазам своим не поверила. Это был бокс из орехового дерева с вырезанной на крышке курсивной надписью «Durer».
— Ого…
Это был профессиональный набор масляных красок.
— Ну же, открывай, — лица окружающих словно источали нетерпение.
Грета потянула за ручку, крышка открылась и отодвинулась назад. Два нижних ящика вылезли наружу.
Грета не знала, куда деться от радости — не могла наглядеться на эту красоту: 44 тюбика со светостойкими пигментами, 2 тубы с цинком и титаном, льняное масло, лак, эссенция терпентина, разбавитель, коробочка с тремя палочками угля, масленка, мастихин, под крышкой палитра из того же дерева, что и короб, ткань для протирки, — это же стоило целое состояние!
— Я даже не знаю, что сказать, — сказала Грета, а сама едва не разревелась от счастья, — Это так здорово! Спасибо!
В этот момент ей уже было все равно, что через несколько минут ее день рождения плавно перетечет в пламенное обсуждение характера ножевых ранений очередного трупа, найденного под мостом, — сейчас девушка чувствовала себя счастливой, и простила бы им что угодно. Мартин тоже присутствовал на празднике, но держался в стороне и наблюдал за процессом дарения из своего угла. Поначалу Грета даже не поняла, что он тут, а когда увидела, растерялась.
Курт разлил купленное комиссаром шампанское, которого Грете, конечно же, не досталось, потому что пить алкоголь ей будет можно только через год. Вместо этого ей налили ее любимого вишневого сока. Отец знал, что такой дочка предпочтет любому другому.
Однако ей не терпелось поскорее сбежать со своим сокровищем, чтобы рассмотреть его со всех сторон. Именинница быстренько заглотила кусочек торта и, уличив момент, когда взрослые вернулись к делам их насущным, свернула новоприобретенное богатство и улизнула в свою мансарду Она разгребла обрезки паспарту и рулоны акварельной бумаги на кровати и устроилась на ней поудобнее.
— Боже, какая красота, — Грета не уставала любоваться блестящими полными тюбиками и чистенькими металлическими масленками. Необязательно было быть художником, чтобы оценить этот прекрасный набор по достоинству Когда-то, когда Грета еще только поступала в художественную школу и практиковалась в умении накладывать краски, расписывая стены мансарды незатейливыми узорами, набор красок «Durer» являлся для нее пределом мечтаний, но цена на него всегда невозможно кусалась, а потому отец на зарплату полицейского едва ли мог позволить себе купить такую роскошь, тем более что мама ни дня в своей жизни не работала. Поэтому деревянный коробок из орехового дерева долго оставался для Греты лишь мечтой. И теперь ее мечта сбылась. Руки у нее так и чесались кинуться к этюднику и приступить к какой-нибудь картине.
Из форточки подул свежий ветер, и в комнату ворвался теплый запах дождя.
В дверь тихо постучали. Грета отвлеклась и положила тюбик с берлинской лазурью обратно в короб.
— Да?
Она открыла дверь. На пороге стоял Мартин и переминался с ноги на ногу Грету вдруг наполнило странное волнение.
— Меня кто-то зовет? — спросила она, давая ему войти.
— Нет.
Он протянул ей небольшой сверток, размером с книгу, обернутый алой подарочной бумагой.
