— Или на кожу шлюхи из Нижнего города. — Вечера отдёрнула руку и провернула рукоять. — Слышала, они сами стирают себе бельё.
— К чему такие сравнения? — нахмурился эвдонец.
Он заметил, что в глазах принцессы блестят слёзы.
— Вас кто-то обидел?
— Нет.
— Дело в Альвгреде?
Вечера фыркнула:
— О, мой муж лучший человек, которого я встречала. Одна беда — боги обделили умом. Вот и вырос не умнее гуся.
Марций бы никогда себе не простил, если бы рассмеялся, и заглушил смех.
Рейес с опаской посмотрел в сторону разверзнувшейся под ногами бездны. Даже он признавал, что его душа уходила в пятки при взгляде в это чёрное слепое око. Он поспешил отступить.
— Не стояли бы вы так близко к краю, моя принцесса, — сказал Марций предостерегающе. — Земля, того и гляди, просядет под ногами. Вы же не хотите снова туда упасть?
— Если и упаду, кому какая разница? Всем всё равно.
Вечера бросила плеть на траву.
— Вы знаете, что это не так, — возразил кирасир.
— Вот разбегусь и прыгну туда, и пусть меня сожрут змеи.
Вечера сделала шаг к яме, потом ещё один и ещё, пока не оказалась на самом краю. Марций испугался, что сейчас она действительно выполнит обещание.
— Принцесса? — он позвал её, но Вечера не обратила внимания.
— Как думаешь, что там?
— Смерть, — ответил Марций. — Не уверен, что хочу знать подробнее. Принцесса, прошу вас, отойдите от края.
— Я до сих пор помню ужас, который меня охватил, когда я оказалась там, внизу, в полной темноте. Помню холод и мрак. Когда Согейр вытащил меня оттуда, я неделю не могла согреться, а темноты боюсь до сих пор. — С этими словами она отошла от края, и Марций облегчённо вздохнул.
— Я сплю с зажжёнными свечами, — призналась Вечера. — Вчера порыв ветра потушил все свечи в моей спальне, но Альвгред был так увлечён своей похотью, что не дал мне их снова зажечь, и я смогла это сделать только, когда он ушёл.
— Зачем вы рассказываете мне это?
— Ты бы оставил свою любимую во мраке ночи, если бы знал, что она боится спать в кромешной темноте?
— Я видел Альвгреда той ночью, — сознался Марций. — В стельку пьяного. Он плакал и разговаривал с Согейром.
Вечера сжала губы.
— И о чём они говорили?
Марций не знал, стоит ли ему рассказывать.
— О вас, — сказал он.
Принцесса прикрыла глаза.
— О боги, теперь меня до смерти будет преследовать этот вечно полный упрёка взгляд легата!
В груди её с новой силой запылал раскалённый котёл поруганной чести. Её тайна переставала быть тайной, и теперь вот-вот о ней узнает каждая мышь. Вечере казалось, что она стоит перед Марцием голая, во всей красе своего позора, и её затошнило. Она сжала кулаки, готовая к осуждению.
— Ты кому-нибудь рассказал? — спросила она.
— Зачем мне кому-то что-то рассказывать? Ваша тайна — только ваша.
— О тайнах обычно знает только один человек. А о моей с каждым днем узнаёт все больше людей. Что ты хочешь?
— В каком смысле? — не понял кирасир.
— Золото, бриллианты, сапфиры… Что ты хочешь за молчание?
— Лучше сбросьте меня в яму, чем вот так оскорблять. — Кирасир был как никогда серьёзен.
— Отказываешься от самоцветов? Одной моей серьги с рубином тебе хватит до конца твоих дней.
— Мне не нужны ваши украшения.
— Тогда чего ты хочешь? — оскалилась Вечера, бросив на воина тот взгляд, который бы убил, будь он ножом.
— Вы ведёте себя очень глупо, моя принцесса.
— Не глупее тебя, если ты отказываешься от богатства, которое я тебе дам только в обмен на то, что ты будешь держать язык за зубами.
— Тогда лучше подошлите ко мне Влахоса с его гаротой. Смерть меня не оскорбит, в отличие от подкупа.
— Не слишком ли много гонору для сына беглого эвдонца?
— Его достаточно для Королевского кирасира. Я никому не расскажу о вашей тайне.
— И чего стоит твое слово?
— Цена моего слова — моя жизнь. Клянусь.
С минуту Вечера просто смотрела на хмурое и честное лицо.
— Твоя жизнь, говоришь? Вы, мужчины, очень странный народ, — тихо произнесла она, облокотившись о ствол израненного дерева. — Все те, кто мне в чём-то клялся, предавал меня, а те, кто не произносил ни слова, рисковал ради меня жизнью, хотя был совсем не обязан этого делать. Лучше не клянись мне ни в чём, если хочешь, чтобы я тебе доверяла.
— Вы скажете, кто сделал это с вами?
— Думаю, догадаться несложно.
— Роланд.
— Он самый, — подтвердила Вечера, из последних сил стараясь не разреветься.
— Когда?
— Когда он и его родители гостили в Туренсворде в последний раз. Ты должен помнить. Ты разнимал его и Инто. Тот ещё говорил, что случайно кинул булыжник в сторону этого ублюдка.
— Помню. Значит, камень он бросил нарочно?
— Он сделал это за меня.
— Почему?
Вечера нахмурилась.
— Хочешь подробностей — сам его спроси, Инто там был и всё видел! Он отгонял Роланда от меня какой-то палкой. Или ты хочешь узнать от меня, какой я была наивной дурой, когда дала этому борову заманить себя в пустую конюшню? И как он лапал меня, зажимая рот рукой? Хочешь?
— Нет, — вовремя остановил её воин. — Не надо, я догадываюсь.
Марций редко злился и ещё реже думал о мести, но сейчас он бы с огромным удовольствием выволок наследника Алого утёса на плац и окунул в ведро с навозом. И пусть Согейр хоть всего его исполосует плетью. Плевать.
— Почему вы не рассказали всё королю? — спросил Марций, сжав кулаки. — Он бы поступил справедливо.
— Осе? — Горькая усмешка скользнула по молочному лицу принцессы. — Осе знает, — сказала она. — Я первому ему всё рассказала, когда перестала реветь. И знаешь, о чём он меня спросил?
Марций отрицательно повертел головой.
— Он спросил, хватит ли у меня благоразумия промолчать о том, что случилось.
— То есть как? — Мужчине почудилось, что он ослышался.
— О, Марций, мой дядя тряпка, но не дурак. Он прекрасно знает, что из себя представляет Роланд, и он сам не рад, что когда-то обещал Элботам выдать свою дочь за их сына. Он знал, что связывает себя обещанием, которое не сможет нарушить, но он же не знал, в какого избалованного ублюдка превратится наследник Алого утёса. Роланд был настолько долгожданным, что родители позволяли ему всё, что он хотел. Я слышала, как дядя молится, чтобы Роланд изменился, но куда ему? Из дерьма вино не сделать. Но у этого дерьма за плечами многотысячная армия. Так зачем дяде было с ним ссориться из-за нелюбимой племянницы? Поэтому наш Тумтабард решил закрыть глаза на поступок Роланда, и даже приказал высечь Инто за драку. Палач двадцать раз рассёк ему спину до мяса за то, что он меня защитил, а его мать три недели бегала к Гезе за мазями и дурманными травами, чтобы её сын не мучался от боли. Вот тебе справедливость Осе.
