— Что?
— Огненный опал. Я видел его на вашей шее. Вы не расстаётесь с ним с тех пор, как вернулись из Мраморной долины.
— Это подарок. — Вечера вытащила «Валамар».
— Кто вам его подарил?
— Марций, — ответила она. — Он дал мне его, когда в последний раз был в Мраморной долине. — Она провела пальцем по переливчатому камню. — По приказу Осе во время изгнания я не имела права покидать Эквинский замок, и потому я всё время проводила на балконе. Когда Рейес приехал с обозами соли, стража не пустила его ко мне, тогда он забрался на мой балкон по плющу и сунул мне его в руку. Он был пьян и нёс всякую чушь о своей любви. А я испугалась и скинула его вниз. Он многое успел наговорить прежде, чем свалился на землю.
— Кто, как не пьяные, говорят в этом мире правду? — пожал плечами мальчишка.
— Слова словами, а я о людях сужу по поступкам. — Тёмные глаза Вечеры скользнули по лицу слуги. — И это не зависит от сословия.
— Куда уж мне? — промямлил он. — Я всего лишь сын конюха и швеи. Кто я такой?
— Я помню, как ты меня тогда защитил. Ты напал на графа. Ты ли не знал, что тебя за это накажут, если вообще не казнят? Почему ты это сделал?
Инто пожал плечами:
— Так больше было некому.
Вечера заметила, как Инто смутился, будто в содеянном было что-то постыдное. Томительная минута тишины тянулась, словно час, будто каждый ожидал, что другой заговорит. У Инто из груди рвалась мольба, чтобы принцесса выбросила из головы глупости и осталась за стенами, в безопасности, но он знал, что она его не послушает, а только обозлится, как это бывало всегда.
— Мне пора, — оборвала его мысли Вечера. — Меня уже ждут. Помоги мне забраться в седло.
Инто послушно развернул Гнева и помог принцессе подняться на его широкую спину.
— Знаешь, — сказала она, беря в руки шлем с короной, — я ведь тогда тебя так и не отблагодарила. В Ангеноре за спасение дают золотую монету или награждают поцелуем. Что ты выбираешь?
В груди Инто вспыхнул жар, заставивший его, наконец, оторвать глаза от пола. Смуглые щёки его запылали.
— Не знаю. — Чёрные цыганские глаза заблестели в полумраке загона.
— С моей стороны неприлично оставлять своего спасителя без награды. Я обещаю отблагодарить тебя, когда мы снова вернёмся в Туренсворд. У тебя есть время выбрать.
Но Инто просто смотрел ей в лицо, будто запоминая каждую его чёрточку, и гнал от себя мысли, что, возможно, больше никогда её не увидит. Он был близок к тому, чтобы поддаться зову и закричать о желанной награде, но всё же в последний момент остановил себя. Ну и дурак! Какой дурак!
— Просто вернитесь, — тихо произнёс он. — Берегите себя.
— А ты себя, — широко улыбнулась Вечера, надела на голову шлем и подстегнула быка.
Проводившему её взглядом Инто стало очень тоскливо. На его сердце вдруг опустилась невыносимая тяжесть. Она ушла. Ушла.
Теабран подошёл к городу около полудня. Его войско тянулось по линии горизонта вдоль всего пространства между изгибами Руны. За спинами пехоты виднелись катапульты и вышки, о которых рассказывали Альфред и Иларх. На верхушках угадывались заряженные пушки. Серая масса неторопливо двигалась к городу, вознося над собою копья и белые знамёна с алыми лилиями.
Согейр оценивающе глядел на приближающееся войско.
— Почему ты улыбаешься? — спросил Альвгред, косясь на отца.
— Об армии Теабрана говорили как о богах. Я ожидал увидеть что-то более внушительное, а пока я вижу обычных людей, пусть и в уродливых масках.
— Запакованных в непробиваемые касарийские доспехи.
— Они ничем не отличаются от баладжеров. Их головы летели в стороны от наших клинков, полетят головы и этих.
Рядом с ним сидела на быке Вечера. Её лицо полностью закрывал позолоченный коронованный шлем, и никто не видел страха, застывшего на её лице.
— Они могут разойтись по сторонам? — встревоженно спросила она. — Могут окружить?
— Нет, — ответил Альвгред. — Справа от нас Руна, слишком глубокая — их будет держать берег, а слева хоть и река по колено, но наши рвы с кольями сдержат их. Им некуда расходиться. Будут идти только вперёд.
— Но нас по-прежнему меньше.
— Не настолько, чтобы они стали обходить с флангов, к тому же сзади нас прикрывают лучники и орудия. Они будут атаковать в лоб, стенка на стенку. Ничего не бойся, просто вспомни, чему тебя учили, дерись без пощады, а отец будет рядом.
В стороне от них кантамбрийцы обменивались щитами и мечами.
Принцесса вцепилась в рукоять касарийского клинка и до крови кусала белые губы.
— Как ты нарекла его? — спросил Альвгред, показав подбородком на её меч.
— Никак, — пробормотала Вечера. — Этот бой даст ему имя.
Ровно в два часа пополудни Осе выдернул из полусна оглушительный грохот пушки, и приснившийся ему образ Гезы растаял, как дым. Его голова снова разламывалась от боли.
Рядом с кроватью, как на иголках, сидела Ясна, в углу на коленях стояла Суаве и исступлённо шептала молитвы, а у окна скромно склонила голову Данка, готовая исполнить любую просьбу королевской семьи. Снаружи за дверью доносились тихие голоса охранников.
— Что это?! — Король приподнялся на кровати. Головная боль будто резонировала с дрожью окон от грохота, пульсируя в его затылке.
— Пушки у Ворот Мира. — Данка вгляделась сквозь мозаичные стекла. — Солдаты стреляют из них.
Королева смахнула с лица слёзы.
— Армия Теабрана огромна, — плакала она. — Его войско видно даже отсюда.
— Покажи. — Осе кинулся к окну.
— Отец, не надо, — испугалась Ясна и попыталась остановить его. — Ты ещё слишком слаб.
— Я хочу видеть! — Осе едва не свалился с кровати на пол.
Данка и Ясна помогли ему подняться и подвели к окну.
Отсюда была хорошо видна городская стена и наполненная железной рудой красная земля за ней. Сейчас её закрывали полчища солдат, и эта масса в железных латах двигалась, будто бурлящее штормовое море. В этой мешанине мелькали то алые, то белоснежные, то синие знамёна. Кто-то наступал, кто-то отступал. Катапульты кидали каменные глыбы на головы воинов. Там, куда падали зажжённые стрелы, чернел дым, мёртвых тел почти не было видно под ногами ещё дерущихся солдат. Снаружи доносились нечеловеческие вопли. Кричали люди, ревели быки и ржали кони, и где-то среди этого ужаса, ещё живая или уже мёртвая, сейчас находилась Вечера.
— О боги! — выдохнул король и отпрянул от окна. — О боги! За что это нам? — Он схватился за прикроватный столик и сел на кровать. Трясущимися руками он обхватил голову и завыл.
— Нам конец, — прошептал он. — Нам конец…
