А ночью ребенок заболел сильно. Поднялась температура; лекарства не помогали. Женщина вызвала «Скорую». Девочка лежала вся красная от жара и горячей рукой держала женщину за руку.
И говорила: «Мама, пусть я умру. Ты не плачь. Меня закопают в могилку, я буду на кладбище лежать. Я плохая девочка. Только ты иногда приходи меня навещать, как в детский дом приходила. Пообещай мне, что будешь приходить. Жалко только, что ты столько денег на игрушки потратила. Ты их отдай хорошей девочке, лучше возьми другую, хорошую девочку!»
Ребенок не плакал и не жаловался. Просто вот давал все эти наставления. А потом девочку увезли в больницу и сказали, что болезнь опасная.
Мать бегала из храма в храм – куда еще бежать в такой ситуации? И сидела на лавочке у больницы, заливаясь слезами. И горько жалела о своем решении; не о первом – взять девочку, а о втором – отдать.
Девочка выжила. И все изменилось волшебным образом, странным. Женщина приняла девочку. Она стала «ее». Ее девочкой. Ее дочкой. А она стала матерью. Нормальной обычной матерью, которая трясется над своим ребенком и иногда кричит на него. А потом просит прощения и обнимает. Ну, как обычно, когда любовь. Когда мама и непослушный, но любимый ребенок.
К ним пришла любовь. И все изменилось.
А имен нет, потому что это – из самой настоящей жизни, непростой, противоречивой, не слишком доброй, – обычной. Из жизни обычной мамы и обычной дочери. Которые живут обычной жизнью: работа, садик, ужин, мультфильмы, книжки, кино по выходным и небольшие ссоры из-за мороженого или шапки. Или неубранных игрушек, которые не пришлось никому отдавать…
Отобрать что-то можно, конечно
И одни люди отбирают у других что-то ценное, важное. Только иногда отобранное оборачивается против них, вот и все.
В компанию пришел новый энергичный сотрудник. Он моментально стал интриговать, наушничать, подставлять девушку, которая возглавляла проект. Все мыслимые способы он применил, чтобы ее опорочить, обесценить ее работу, унизить в глазах начальства; он прыткий был парень, большой ловкач. Проект ему отдали; он стал руководителем. Но руководить и работать он не умел; только плести интриги. И проект с треском провалился, огромные деньги компании ушли в никуда.
Или одна актриса сживала другую со свету разными способами. Очень подлыми. И получила чужую роль; вышла на сцену и так плохо, бездарно сыграла, что зрители ушли после первого акта. Интриганка при всех продемонстрировала полное отсутствие таланта. Это был публичный позор!
Отобрать чужой велосипед можно; только может оказаться, что ездить на нем отобравший не умеет. И моментально упадет в канаву, расквасив нос. И отобранные сапоги могут на три размера меньше оказаться, их невозможно носить. А отнятое счастье моментально превратится в золу и пепел в чужих алчных руках. Это чужое счастье. Им невозможно попользоваться.
Отобрали, отняли, заставили отдать – а толку-то? На велосипеде надо ездить, над проектом работать, на сцене – играть. А этого-то они и не умеют…
В лютый мороз или промозглой осенью так хочется согреться!
Нас может обогреть солнце или теплая печка; это просто спасение. Мы согреваемся, возвращаются силы – мы оживаем! При этом мы ведь не забираем ничего ни у солнца, ни у печки – мы им не вредим. Просто греемся. Получаем тепло. Так и в трудный, «ледниковый» период жизни можно согреться рядом с людьми, которые излучают счастье, умиротворение, здоровье, жизнерадостность, живут в достатке и любви.
Одна женщина меняла квартиру: ей надо было разъехаться с пьющим жестоким мужем. Предстояло найти скромное маленькое жилье. Риелтор предлагал варианты, в основном в неказистых панельных домах на окраине. Очень неприглядные дома, очень непривлекательные квартирки… Изрисованные грязные подъезды, мрачные дворы. Но делать нечего, надо жить по средствам. Женщина увидела рядом с убогой «панелькой» новый дом. Ах, какой замечательный! Как в рекламе. Двор прекрасный, цветник разбит, беседки, скамеечки… Она зашла и присела – так хорошо стало на душе! Ребятишки играют, стоят в ряд красивые машины на парковке, деревца цветут. Люди красиво одеты… Она сидела, а потом почувствовала прилив сил и энергии. Словно согрелась.
Квартиру она купила плохонькую, но начала ремонт. Каждый вечер ходила в красивый двор и сидела на лавочке – охранник пускал всех нормальных людей. Она привела квартиру в порядок; пока делала ремонт, ей зарплату удвоили и дали повышение. Здоровье улучшилось. Встретился мужчина достойный. А потом она смогла купить квартиру в этом хорошем доме, у которого отогревалась в холодное время.
Ученые тоже заметили – если мы просто находимся рядом с успешными и благополучными людьми, если часто бываем там, где этих людей много, живем в таком доме или районе, отдыхаем в хорошем месте, – это благотворно влияет на наше здоровье и достаток. Мы словно согреваемся, получаем энергию. Причем это не вредит никому; мы греемся у чужого костра. Если при этом нет деструктивных чувств вроде зависти, – это восполняет наш запас энергии. Делает нас счастливее, здоровее, даже богаче. Так что надо использовать возможность согреться! А потом мы тоже сможем кого-то обогреть и подпитать, даже не зная об этом и ничего не теряя…
Ехали мы в поезде
давным-давно, на заре туманной юности. Лет шестнадцати от роду ехали из Ленинграда в Свердловск, с подружкой. А на вокзале мы потеряли кошелечек с деньгами. Какие там деньги, – копейки, но даже за постельное белье заплатить было нечем, так вышло. И вообще – мы потеряли всю сумку, а в сумке – бутерброды и курица, их бабушка Роза дала нам в дорогу. Говоря литературным языком, мы были несколько обескуражены. Да.
Ехать надо было двое с лишним суток. Недолго. И умереть с голоду за это время было невозможно. Даже наоборот – полезно очень не есть двое суток, так ведь? Мы похудеем. Это прекрасно! Так мы решили. Мы даже радовались. И воображали, какими стройными мы выйдем из вагона, вот так! Это потому, что нам было шестнадцать лет, понимаете? Сейчас даже не знаю, что я испытала бы, оставшись в плацкартном вагоне без денег, без телефона, без еды и без постели.
Что-то просить у закусывающих пассажиров нам бы и в голову не пришло. Не те времена и не то воспитание. Мы ехали и худели с каждой минутой. Смотрели в окошко, это очень интересно. И болтали, как могут упоенно болтать девочки-подростки. А потом легли спать. А потом встали и снова стали болтать и смотреть в окошко. Воды попили. Воды сколько хочешь можно пить.
А потом к нам подошел солдат. Лицо у него было со следами ожогов. Он держал в руках большие яблоки, апельсины и булки – булки он в поезде купил, по вагонам ходили тетеньки с корзинками и продавали еду. Хороший такой солдат. Черные волосы и глаза раскосые. А на кисти руки – татуировка.
Он все положил нам на столик – мы на боковых сиденьях ехали. И грубо сказал: мол, жрите, девки. Вы совсем ничего не жрете. Наверное, у вас денег нет, да? Так я дам! У меня есть!
Мы снова были обескуражены, даже не поблагодарили от удивления. А солдат вдруг улыбнулся так широко, ясно, искренне. И сказал: «А я живой домой еду. Живой! Наших всех в Афгане убили. А я живой домой еду! Вот счастье-то выпало!»
