Хиро стоит с невозмутимым видом, Марианна едва унимает дрожь в коленях.
— Это все глупые выдумки, — гневно рассуждает японец. — Вы двое просто не знаете, чем занять свое сознание, как структурировать время, чтобы жизнь не казалась невыносимой!
Раньше был хороший психиатр, а сейчас появляется плохой.
Марианна с трудом подавляет смешок.
Что за ерунду несет этот человек, знакомый ей несколько часов, за кого себя выдает, кто он на самом деле и можно ли доверять ему, когда он кажется странным и таким же ненастоящим, как и заперший её в ловушку отель.
— Где выход?! — вдруг орет она.
Все оборачиваются.
— Мы шли по лестнице вниз, выходили на каждом этаже и прочесывали его вдоль и поперек, — почесал затылок Оливер, — выхода нет.
— Мы были в самом низу, там тоже ничего, — ответил Хиро. — Надо подняться на самый верх, возможно, это подземный отель.
— Да, такая /1Р-тюрьма для наркобаронов и фальшивомонетчиков, — с усмешкой добавила Грейс.
Они стали подниматься наверх, продолжая бродить по коридорам, и тут Хиро
завизжал.
Глава 4. Двери
И лопнет мир твой, Истины падут на дно — Я виновата.
Он завизжал, потому что после утомившей глаза череды коричневых проемов увидел другие двери. Две большие шикарные двери. Нежно-розового цвета, сливающиеся со стеной, двери в рай. Дорогие, вкусно пахнущие деревом, волшебные двери. Необыкновенные, идеальные двери. Совершенно непостижимые двери в ад.
В культуре его страны не было принято так открыто выражать эмоции. Однако Хиро считал, что диплом психотерапевта дает разные поблажки, в том числе такие.
— Готов поспорить, что двери заперты, — с недоверием отозвался Оливер.
Марианна оттолкнула его, подошла вплотную к дверям. Пораженная их совершенством, она застыла на месте. Потом, словно пытаясь отогнать их гипнотическое воздействие, замахала руками, подалась вперед и отворила их.
Зал удивителен, роскошен. Странное сказочное сновидение. Бордовые стены в золотых прожилках, мягкие, как весенняя трава, ковры в тон, шикарные столы и стулья из красного дерева. По углам стоят кудрявые древнегреческие боги. Тут Зевс из слоновой кости прячет в глазах меткие молнии. Там величественная Гера из ясного мрамора горделиво любуется своей красотой. Статуи утопают в зелени плюща, будто прячутся от человеческого внимания. Над головой сияет огнями потолок со звездным небом, но огни те ничто по сравнению с солнцем, золотой громадной люстрой. Неживая, она дарит комнате искусственный свет.
— Здесь еда, — раздался мертвый голос Грейс. — Посмотрите: картошка фри, пельмени, сосиски, роллы, какие-то невероятные салаты, а вон графины с водой, в таком роскошном отеле — и такой скудный шведский стол.
— Я бы побоялся есть это, пища может быть отравлена, — сказал Оливер.
— Всё надеешься, что кого-нибудь убьют, — съязвил Хиро.
— Надеюсь, это буду я, — воскликнула, неестественно рассмеявшись, американка.
Марианна нюхала роллы, словно по запаху умела заключать, есть ли в них яд. Грейс изучала листики салата, Оливер — огромную люстру над головой. Он рассматривал её со странной упрямой въедливостью, словно это был не простой кусок металла, богато украшенный хрусталем, а настоящее божество комнаты.
— Еда полностью безопасна, — вынес вердикт Хиро. — Если нас хотели отравить, то сделали бы это раньше.
— Эта огромная люстра может упасть, — не слушая японца, говорил Оливер.
У Марианны от испуга изо рта выпал ролл. Грейс звонко рассмеялась.
Ослабленные, нервные, напряженные люди в закрытом плотными дверьми зале ели. Они ели подавленные, потому что боялись стен, великолепной люстры, идеальных статуй древнегреческих богов, следящих за каждым их движением.
Люди в комнате были ещё живы, но сами себе казались уже умершими, погребенными в отеле навечно, точно в склепе.
— Все-таки странно, что именно мы четверо собрались здесь, — начала Марьяна, кинув быстрый взгляд на закрытые двери.
— Да, — заговорил Оливер. — Я тоже все время думаю об этом. Даже пытался найти в жизни Грейс нечто похожее на свою судьбу, но никаких общих точек, ни одного схожего события. Возможно, наша связь где-то на более глубоком уровне. Например, наши отцы или деды причинили зло владельцу или архитектору этого отеля, и теперь тот мстит, собрав нас на последние дни.
— И все погибнут? — сверкая глазами, спросила Грейс, игриво попивая воду, словно она была дорогим вином.
— Мы только заперты здесь, — слабо запротестовал Хиро.
— Мы заперты? — встревожилась Марианна, и все посмотрели на сладко-розовые двери.
Они, правда, были заперты. Таковы были причуды замка. Если дверь захлопывалась, открыть её изнутри без помощи ключа было невозможно, тогда как снаружи — следовало просто нажать на ручку.
— Кто закрыл дверь? — с напором сказал Оливер, словно спрашивая, кто убийца.
— Хиро, — продолжил он, — кажется, ты один не расстроен нашим заключением.
— У него клаустрофобия, — вступилась Марианна, — он бы не стал закрывать.
— Возможно, клаустрофобия — выдуманная! — разжигала огонь Грейс. — Ведь мы ничего не знаем друг о друге. Вдруг Марианна, эта напуганная тихоня, сама — хитроумный маньяк!
Марианна покраснела, словно ее вычислили, и стала быстро дышать. Испугавшись, что ей не хватит воздуха, и она умрет прямо тут, посреди обильно накрытых столов и под всевидящей люстрой.
— Да вы и не пытаетесь узнать что-то друг о друге! — воскликнул Хиро.
Грейс фыркнула.
— Правильно, верно, презумпция невиновности и тому подобное, — поддержал идею Оливер.
— Я… ничего не буду говорить вам, буду молчать, — бросилась в слезы Марьяна.
— Кто мог захлопнуть двери? Кому это было нужно? Зачем? — ходил кругами немец, потирая виски. — Кто заходил последним? Если не ошибаюсь, как раз Марианна. Сначала вошел Хиро, потом я, затем Грейс и… или это ты, Грейс, была последней?
— Кто был последним, станет первым, — нехотя ответила она, грызя картошку фри.
— Что? — переспросил Оливер.
— Марианна заходила первой, вот что, — ответил Хиро.
— Не имеет значения, кто это был, — продолжил немец, перекрикивая всхлипы Марианны. — Она могла задержаться, пока все рассматривали зал. Ей ничего не стоило подойти к дверям и неслышно их захлопнуть. Посмотрите на нее, разве невиновный человек станет столь очевидно показывать свою слабость, слезы, обиду? Нет, только виновный испугается, что его разоблачат, начнет нервничать и непременно выдаст себя реакцией на происходящее.
Марианна стихла и перестала тереть и без того красные глаза. Она испугалась не того, что её разоблачили, она испугалась промелькнувшей мысли, что Оливер прав. От его слов Марианне казалось, что виновата она сама. Она захлопнула двери. Она нарочно подошла к ним, пока все были увлечены красотами залы, потянула ручки на себя и тихо заперла, чтобы никто не услышал. Настолько тихо, что не услышала даже сама. И зачем она отрицала это, зачем думала спорить и пытаться доказать свою невиновность.
