Существует только имя в газетах и вечерних новостях. И это имя не приносит счастья, оно сообщает, что ты умер. Ты сейчас в другом месте, а мы здесь. Но рады ли мы тому, что здесь, а не в другом месте?
И снова будет смех, радость и улыбки, только уже не такие. Не столь искренние. Может быть, такие снаружи, но совсем другие внутри.
Здесь все останется тем же. Тем же. И никто не подумает, что, может быть, оно не должно быть тем же, если внутри другое. А если и подумает, то не станет ничего делать…
Не станет решать и делать необходимое, потому что снаружи все будет таким же.
Все кажется большим и реальным, пока не сталкиваешься с тем малым, ради которого не важен размер и действительность. Тогда все теряется и исчезает. И хочется видеть розовых овец и летающих драконов. Пусть даже ни тех, ни других не существует…
А снаружи всё то же самое: та же реклама, те же песни с пустыми словами, та же прибавка к пенсии и увеличение платы за квартиру и продукты питания. Все будет тем же самым, пока будешь искать в мире розовых овец и летающих драконов…
Может быть, я пишу это из-за таблеток (тех самых!) или из-за того, что меня хотят положить в больницу. А может быть, я не хочу, чтобы меня обманывали и показывали вещи, снаружи те же самые, а внутри — совсем другие…
☼
О чем люди пишут?
Итак, я стою у окна. Гляжу через стекло. Вот разносчик рекламных буклетов, никому не нужной литературы, выходит из подъезда. Идет к тележке с темно-коричневыми упаковками. В его руках ещё не разнесенные буклеты. Он кидает их поверх коробок и пытается чем-то закрепить. Одна полупустая упаковка валится на асфальт. Он наклоняется её поднять, внезапно поднимает голову и видит в окне девушку.
Я машу ему рукой!
Меня обнаружили. Я рассекречена.
Не отрываясь, сморю на него. И пусть смотрит на меня. Кажется, что я в террариуме. Нахожусь перед стеклом, а за ним странная змея, ставшая на хвост с темно-коричневой упаковкой, висящей на теле.
Змей. Василиск.
Кто из нас первый оторвет взгляд? Взгляд василиска может убить. Он завораживает. Но я сильная. Я надежно защищена, передо мной стекло.
Продолжаю смотреть. Он теряется, отводит глаза. Я победила.
☼
Итак, я снова корябаю бумагу ручкой. Не знаю, о чем писать, что говорить, как думать. Может быть, выбросить тебя, Матвей? Ты слишком много знаешь.
Ладно, это я погорячилась.
Стихи, что ли, написать.
Нет.
Нет настроения. Вообще, не хочется с тобой общаться, Матвей. Сейчас ты кажешься мне (не знаю почему) врагом человечества. Ты все знаешь, но всегда молчишь, не помогаешь и не предупреждаешь об опасности.
Стоит ли жить, если не можешь ничем помочь?
Я знаю ответ.
Стоит ли тогда думать о свиданиях и о недавно вышедшем фильме, если ты не можешь никому помочь? Зачем ты вообще нужен?
Я знаю ответ.
Интересно, пришла бы эта мысль мне в голову, если бы вчера ничего не случилось? Или я бы продолжала так же, как всегда спать, делать уроки, размышлять о том, зачем нужна липосакция?
В общем, остается только скучать. Интересно, у меня когда-нибудь снизится температура? Надоело ощущать себя человеком-грелкой.
Надоело пить соки, есть фрукты, рассматривать потолок в поисках необъяснимых знаков, читать инструкции по применению лекарств, слушать фразы типа «ничего, скоро поправишься» и думать о том, как перестать думать.
Мне кажется, что я в коме. Конечно, я не в коме, потому что сейчас пишу. Не слушай (не читай), Матвей, это был неудачный поворот моей мысли.
Нужно, как-то развеселить себя. Только как? Съесть шоколадку? Принять горячую ванну? Посмотреть смешной мультфильм? Не хочется.
У меня, кажется, депрессия. Что-то слишком часто у меня возникают депрессии! Не к добру это.
Вообще, не к добру, когда лежишь целыми днями дома с температурой тридцать девять и четыре. Кстати, стоит попробовать ввести себя в ещё более глубокую депрессию. Как насчет того, куда мне поступать?
Да, с такой температурой из государственных учреждений мне светит только морг.
Хе-хе.
Чувствую, что в этом году я не буду никуда поступать. Уйду на заслуженный отдых. Уеду куда-нибудь в лес и буду жить там. Буду кормить комаров, питаться грибами и ягодами в летнее время, замерзшими мышами (ежами, медведями) — в зимнее, пугать прохожих нечеловеческим видом, искать лешего и бабу-ягу… в случае голодных времен (и отсутствия замерзших медведей). Пожалуй, стоит пояснить тебе, Матвей, что сегодняшние записи напрямую зависят от количества выпитых лекарств.
Что-то не о том я все время думаю. Понимаю что не о том, а о чем надо — не знаю. Словно я не там и не здесь. А где-то между. Где-то около. Наверное, далее следует написать, что я запуталась, что не знаю, что делать и все такое, но это тоже было бы закономерностью и значило, что я в тупике.
Нет, около.
Короче, хватит принимать таблетки! Хватит пить морсы и объедаться мандаринами! Нужно вставать и брать власть в руки (шутка!). Видишь, Матвей, я не теряю самообладания даже в самых экстремальных ситуациях.
Пишу сегодня какую-то чушь. Глава 15. Корабль
* * *
Крысы мчатся –
Предостережение.
Корабль утонул.
Хиро зашел к Марианне и увидел, что кто-то лежит под одеялом. В каюте тускло горела лампочка. Он оставил дверь открытой, чтобы лучше различать предметы. Так еще и спокойнее. У него же клаустрофобия. Если просто закрытая комната — еще ладно, а когда и свет гаснет, сразу начиналась паника. Такая, что ни опыт работы не помогал, ни знания, ни авторские психологические техники.
Он понимал, что благодаря клаустрофобии хотя бы немного отдыхает. От проектов, идей, клиентов. Благодаря фобии он мог, ссылаясь на усталость, целых семь-десять дней вести все дела из дома, меньше контактируя с другими. Пока партнеры по бизнесу не начинали требовать его активного участия.
Мужчина сел на стул и долго разглядывал холм на кровати. Он хотел что-нибудь сказать, выдать себя, поддержать, но слова не шли с языка. Он каждый раз проглатывал их, продолжая молчать.
Одеяло сонно засопело, зашевелилось, и Марианна перевернулась лицом к Хиро. Он продолжил молча рассматривать, как прерывисто она дышит, как крепко держится за подушку, будто сжимает чью-то руку.
Девушка спала.
Сколько времени можно просидеть, наблюдая за спящим человеком?
Внезапно Марианна дернулась, сжала кулаками подушку, закричала и проснулась.
Девушка громко и отрывисто дышала, нервно терла лицо.