Подделывать подписи (очень важное качество, особенно после ампутации обеих рук).
Читать с закрытыми глазами ().
Предсказывать погоду (и пусть синоптики перестанут получать зарплату? Ну, уж нет!).
Писать тексты песен на турецком языке (если Вы родом оттуда … где есть тексты, песни, язык и слово «писать»).
Игнорировать крики соседей (очень сложно!).
Делать деньги из воздуха (легче легкого!).
Пародировать политиков (только в случае, если Ваш отец не анархист (или же наоборот?!)).
Дышать без помощи носа и рта (для смельчаков)
Делать все выше перечисленное сразу в одно и то же время (для нормальных людей).
Но ни в коем случае нельзя:
Пить сильные антибиотики (мешает многому научиться!).
Смотреть телевизор (смотри выше).
Думать о будущем (… и прошлом, и настоящем).
Пытаться выучить латинский язык (бесполезно!).
Выбрасываться из окна (совет: чтобы сходить в магазин, лучше выйти через дверь).
Ставить опыты над хомячками (очень гнусно!)
Вытаскивать патроны из пистолета (на всякий случай!)
Пробовать летать (для этого потребуются миллиарды долларов: или на самолет или на операцию по пересадке крыльев).
Мечтать о выздоровлении (просто нельзя).
Продавать душу дьяволу (без комментариев).
Теперь, когда я вылила всю чушь из головы на бумагу, стало легче. Вообще, сейчас я себя так чудаковато чувствую: мне приятно тепло (у меня жар), в голове славная безмятежность и тишина (из-за антибиотиков), все тело прямо-таки ломит от удовольствия (из-за неподвижности), а мысли иногда вылетают и принимают своеобразные и действительно живые формы (временами врачи прописывают лекарства с наркотическими свойствами). Короче говоря, мне сейчас странно хорошо, словно опиума обкурилась.
Смущает только высокая температура. Если ситуация не изменится, и лекарства будет стоить такие деньги, то попрошу отключить кислород.
Странные звуки. Сверху. Снизу. Или вокруг меня. Кажется, что ломают стены. Или проламывают новые двери. Хотя, наверное, просто меняют батареи… или евроремонт…
☼
Воробей угрюмо подошел к зданию и посмотрел вверх. Небо глядело недобрыми глазами и ехидно посмеивалось. Тогда Воробей задрал голову повыше и уставился на солнце. Оно бесцеремонно отвернулось, показав золотистые бока, и залилось ярким светом. Воробей погрустнел. Даже солнце теперь против него. Внезапно показалось, что ветер, дунувший резко и без причины, заговорил с ним. Нет, правда, только показалось. Ветер дул по-осеннему холодно и бездушно.
Воробей посмотрел на людей. Они, как бешеные муравьи в брачный период, неслись вперед, торопились, толкаясь и желчно ругая друг друга. Никому из них в голову не приходило узнать о том, что думает солнце. Кто-то толкнул Воробья, прошипев: «Что встал, идиот!» и прошел мимо. Услышав это, небо жутко засмеялось. Оно затряслось от хохота и чуть было не свалилось на землю. Солнце не обратило внимания.
Воробей сделал шаг вперед. Яркие переливающиеся огни здания манили его. Он смотрел на них, как бык на красную тряпку, и не мог оторвать глаз от дикого разноцветного свечения огоньков на входе. Словно ребенок, Воробей радовался этому чуду научного прогресса, не обращая внимания на злобное и завистливое шипение ветра около уха. Сейчас, стоя здесь и любуясь красочными огнями, Воробей не ощущал себя больше лишним, бесполезным существом, объектом насмешек и постоянных издевательств. Теперь он представлял себя частью большого, непонятного ему мира, частью равноправной и поэтому необходимой.
«Отойди, чего стоишь, ненормальный», — послышался голос сзади. Воробей тяжело вздохнул и отодвинулся. Жесткий, испепеляющий взгляд человека пронзил насквозь. «Что? — повернулось к нему солнце. — Что ты хотел доказать?!» Воробей потупился. Солнце, сверкнув боками, снова отвернулось и надуло щеки. Ему очень не хотелось потерять доброго и отзывчивого Воробья. Глава 14. Море
* * *
Ах, море внутри!
Дышит, играет, поет.
Жаль, я не слышу…
«Море волнуется раз -
Стены разрушились в раз,
Море волнуется два –
Солнце застыло в глазах,
Море волнуется три», — слышит Оливер.
— Я не могу больше слышать это, — говорит он. — Бесит уже!
— Выкинь приемник за борт, — раздраженно отвечает ему Хиро.
— Я не пойду дальше. Мне надоели ваши игры.
— Тебя никто здесь не держит. Ты свободен, как птица! Перед тобой весь мир.
— Пустые слова, Хиро… Такая удивительная возможность, и я не хочу сидеть, сложа руки. Я уйду.
— Уходи, только сначала поговори с ней. Она уверяет, что это не попытка самоубийства.
— Марианна исполосовала себе руки лезвием! Это, по-твоему, не попытка самоубийства?!
— Зайди к ней, может, тебе она расскажет что-то.
«Море волнуется раз –
Двери открылись все в раз,
Море волнуется два –
Воздух рванулся в глаза,
Море волнуется три –
Это лишь сон твой, смотри», — слышит Оливер.
— Уйду, только бы не слышать этого больше, — говорит он, кивая на приемник.
Марианна, закутавшись в одеяло, мокрыми пальцами убирает с лица сальные прядки. Её руки перевязаны по локоть бинтами. Глаза слезятся.
— Как ты? — спрашивает Оливер.
— Словно живу в большой луже, — слабо смеется она. — У меня сильный жар.
— Хорошо, что здесь есть жаропонижающее.
— Да. Только оно не очень мне помогает.
— Ты, главное, не преставай бороться с болезнью. Все в твоих руках.
Марианна хмыкает и поворачивается набок.
— Ага, я тоже так раньше думала.
— Нет, послушай меня. Лабиринты, тупики, темные переходы — всё не важно. Это не конец света. Не стоит из-за пустяков ломать себе жизнь. Нужно быть мудрее. Острое лезвие — не выход из положения. Это только проявление твоей слабости и легкомыслия. Почему ты молчала, что тебе настолько плохо? Есть я, есть психотерапевт Хиро. В конце концов, если тебе трудно найти общий язык с мужчинами, есть Грейс…
Марианна приподнимается, но сесть ей тяжело, и она ложится на другой бок.
— Я не хотела убивать себя, — бормочет она в подушку.
— Почему тогда у тебя, как у мумии, перебинтованы руки?! — кричит на нее Оливер.
— Ты не поверишь мне, не сможешь поверить. Никто не сможет, как тогда, когда я говорила о комнате с пятью углами, — плачет она в подушку.
