Спите спокойно, мои скромные чудеса!
Чего-чего, но этого я не ожидала. Я захлопнула тетрадь и быстро, словно боясь обжечься, положила ее на стол Луи. Села на табурет и уставилась на нее. Антуан Гризманн ободряюще улыбался мне, сверкая зубами. Прочитав надпись на титульной странице, я подумала, что Луи слегка перегнул палку, причислив к разряду чудес парней в трусах, пинающих мяч. Я полагала, что найду в тетради те же фотографии футболистов, что украшали ее обложку. Вместо этого я обнаружила у сына под матрасом целый список вещей, о которых он мечтал, и одно имя, ни о чем мне не говорившее. Кто такая эта Иза? Я почувствовала себя неуютно: я без спроса вторглась на запретную территорию, грубо взломав окружавшую ее решетку. К глазам подступили слезы, но я знала, что мать где-то рядом, и не хотела, чтобы она влетела в комнату Луи. Мне удалось сдержаться. Я закрыла дверь. Мне надо было побыть одной.
Прошло несколько долгих минут. Я никак не могла прийти в себя. Что мне делать? Мне хотелось одного: читать дальше. Листать страницу за страницей, проникнуть во внутренний мир Луи, узнать, к чему он стремится. Но главное, главное, я сгорала от желания выяснить, включил он меня в свой список чудес или нет. Как эту неведомую Изу, ревность к которой переполнила меня с первой секунды. Найдется ли в том будущем, о каком мечтал мой сын, место для меня?
Я сумела побороть искушение. Вернула тетрадь туда, где она лежала, решив, что должна спокойно обдумать, как себя вести. За ужином я не промолвила ни слова. Мать это, разумеется, заметила – она всегда все замечает. Перед сном, испугавшись, что ночью она отправится рыться в комнате Луи, я притворилась, что читаю (не сдвинувшись с восьмой страницы), пока до меня не донесся ее храп, после чего пошла забрала тетрадь и спрятала ее у себя в спальне. Несколько часов я ломала голову, не зная, на что решиться, пока не заснула. Читать тетрадь я не стала, только посмотрела, заполнена она или нет. Она была заполнена. Во всяком случае, изрядное количество страниц.
Среди ночи я внезапно проснулась. Мне приснился странный сон. Я сидела рядом с Луи, дома, в его комнате. Он зевал, но я не давала ему спать, потому что читала ему вслух какую-то книгу. Стоило ему закрыть глаза, как я его тормошила. Потом мы очутились в больничной палате, и на этот раз Луи спал. Я опять читала ему ту же самую книгу, но он не шевелился и вообще никак не реагировал. Тогда я закрыла книгу и принялась в лицах изображать ее сюжет. Это тоже не подействовало. Я продолжала жестикулировать, постепенно старея. Когда мне исполнилось шестьдесят лет, Луи открыл глаза и закричал. Я выронила книгу и только тут заметила, что это не роман и не сборник сказок. Это была его тетрадь. На этом месте я проснулась – в холодном поту.
Безумная мысль, зародившаяся у меня в мозгу, окрепла и приняла форму фразы, звучащей с назойливостью наваждения: «Луи не умер. Луи в коме, но Луи жив. Все еще возможно, Тельма. У него впереди еще целый месяц. Он обязательно очнется». Врачи упорно твердили мне, что он без сознания. Но разве они могли знать это наверняка? Нет, не могли. Значит, оставалась надежда, что он меня услышит. Вот за эту надежду я и должна уцепиться.
Я обязана внушить сыну желание вернуться. Показать ему, как много он теряет, валяясь в коме. Я должна вернуть ему вкус к жизни. Это был сумасшедший план, но я верила, что он осуществим. Я была в этом убеждена.
Действующие лица? Спортсмен – Луи. Тренер – я.
Вид спорта? Выход из комы.
Стиль? Свободный.
Морковка, то есть мотивация? Все, о чем написано в тетради. Это не просто дневник, это – концентрированное будущее. На его страницах перечислены вещи, о которых Луи мечтал, вещи, сулившие ему радость, – как он сам написал, «прикольные». Эта тетрадь – обещание жизни.
План действий? Я постараюсь осуществить мечты своего сына, проживу их за него, запишу на видео и предъявлю ему. Я дам себе торжественное обещание не отступать от задуманного, чего бы это мне ни стоило. Я пока не знала, в каком порядке выстроены эти мечты, да и существует ли здесь какой-то порядок, но не хотела, чтобы их исполнение выглядело искусственно. Я решила, что буду претворять в жизнь пункты программы постепенно, открывая их один за другим.
Ожидаемый результат? Заставить Луи разозлиться: какого черта моя мамаша делает все это за меня? Заставить его открыть глаза.
Меня трясло. Я встала, выглянула в окно и посмотрела на небо. Может, я схожу с ума? Несколько секунд я верила, что сумею разогнать тьму, нависшую над моим сыном. Но тучи были черны, и исход битвы неясен. Не исключено, что Луи никогда ко мне не вернется. Понимая это, я беззвучно заплакала. Наверное, мое упорство было нелепым, но я не могла позволить сыну уйти, не дав ему шанс осуществить свои детские мечты.
Сколько у меня времени? Меньше месяца. Я уже напрасно потеряла несколько драгоценных дней. Пора вступать в гонку против часовой стрелки. Ради жизни.
Я перевернула первую страницу и узнала, что меня ждет.
Я и так знала, что будет непросто. Я была к этому готова.
Ради Луи. И немного – ради себя.
Глава 8
Токио – это очень далеко
До конца срока 25 дней
Наутро после бессонной ночи я собрала чемодан и за немыслимые деньги заказала билет до Токио в бизнес-классе – других уже не было. Впрочем, с учетом последних новостей от моего адвоката, занятого переговорами с «Эжемони», я вполне могла себе это позволить.
Я зашла к Луи попрощаться и изложила ему свой безумный план. Луи выглядел все таким же красивым, спокойным, безмятежным и неподвижным, но кое-какие изменения я заметила. Я слишком хорошо знала своего сына, а с тех пор, как он оказался в этой больничной палате, успела досконально изучить его лицо. Я могла в точности описать его изящный нос, его гладкий лоб, его тонкие веки и брови, которые я тщательно расчесывала после того, как его умывали. Я рассказала ему, чем намерена заняться в ближайшие недели, и, пока я говорила, сердце у меня одновременно сжималось и разбухало. В уголке правого глаза Луи появилась слезинка, которая медленно стекла по виску. Луи плакал, я в этом не сомневалась. Меня как будто что-то ударило изнутри. Я закричала. На мой крик прибежали две медсестры. Я поспешила поделиться с ними своей радостью, призвать их в свидетели: пусть посмотрят, что на лице моего сына происходят изменения! Но мой энтузиазм не встретил понимания. Одна из медсестер – она никогда мне не нравилась, и я не запомнила ни как ее зовут, ни как она выглядит (мне каждый раз приходилось напрягаться, чтобы сообразить, кто она такая) – довольно сухо сообщила мне, что подобные вещи иногда случаются; скорее всего, это была не слеза, а остатки влаги, скопившиеся на веках после умывания; но даже если допустить, что влага органического происхождения, это ничего не доказывает. «Состояние вашего сына стабильно, мадам. Мне очень жаль». Я снова села и пристально вгляделась в лицо Луи. Я ждала продолжения. Заплачь, милый, ну пожалуйста. Покажи им, что я не спятила, покажи им, что ты борешься.
