И тем не менее, русская историография предпочла вопросу, составляющему, по-видимому, сердцевину проблемы исхода Бородинского сражения, большого внимания не уделять. Из «официальных» историков, пожалуй, только Бутурлин отважился заявить, что бросок гвардии довершил бы разгром русских
[1945]. Среди же «полузабытых» русских авторов, чьи работы не были санкционированы властью для массового тиражирования, смелостью постановки вопроса о роли поведения Наполеона в Бородинском сражении явно выделялась статья А. Н. Витмера, опубликованная в 1912 г. Витмер заявил, что ряд решений Наполеона 7 сентября просто невозможно объяснить рационально. Во-первых, нельзя рационально объяснить причину того, почему Наполеон, почти разгромив русский левый фланг, неожиданно перенес направление решающей атаки на Курганную батарею, которая могла пасть сама собой. Во-вторых, нельзя объяснить причину столь же неожиданного отказа использовать все войска для решительного удара в конце сражения. Витмер предложил два объяснения этим обстоятельствам: Наполеон должен был действовать «не только как генерал, но и как император, боясь потерять уже приобретенное», а также то, что «состояние здоровья императора не только могло повлиять, но несомненно и повлияло на ход и исход Бородинского боя…»
[1946] После статьи Витмера вопрос об оценке действий Наполеона 7 сентября 1812 г. в отечественной историографии реально не поднимался вплоть до 1999 г., когда вышла работа О. В. Соколова «Армия Наполеона»
[1947]. Позже к этой теме обращались не раз и мы
[1948].
Выше мы уже останавливались на военно-технических, стратегических и даже политических обстоятельствах, в рамках которых Наполеон вынужден был принимать решения накануне Бородинского сражения, а также на обстоятельствах, связанных с его душевным и физическим состоянием. Нам осталось, таким образом, только проследить поведение Наполеона и понять характер его решений в день главной фазы Бородинской битвы 7 сентября.
Все утро 7 сентября Наполеон неизменно находился в одном пункте, недалеко от Шевардинского редута. Рядом с ним постоянно был Бертье. Другие чины – А. Коленкур, Дюрок, Дюма, командиры корпусов – появлялись рядом с императором только на время, либо отъезжая с поручениями, либо отходя к блестящей группе генералов и офицеров, находившейся в двух десятках метров позади Наполеона. Рядом, выстроившись в своеобразную очередь и держа коней наготове, стояли ординарцы и офицеры для поручений. Передав какой-либо приказ, они возвращались и становились в конец очереди. Одним из тех, кто в тот день «стоял в очереди» возле ставки Наполеона, был ординарец генерала Дюронеля сублейтенант 2-го карабинерного полка А.-О.-А. Майи-Нель, описавший это в своем дневнике: «…Император разместился в 50 шагах впереди редута перед лицом врага… Прошла едва четверть часа, как мы находились на этой позиции в ожидании приказов генерала Дюронеля, когда генерал Бельяр взял меня за руку и поставил в ряд с Дориа, из 1-го полка, и с офицерами других родов войск…» Когда дошла очередь до Майи-Неля и он представился, его отправили к генералу Монбрёну с приказом императора «взять деревню слева бригадой легкой кавалерии»
[1949].
В стороне от блестящей свиты стояли, тщетно ожидая команды, четыре дежурных эскадрона гвардейской кавалерии, готовые сопровождать императора, если бы тот решил куда-либо направиться. Далее – являясь как бы фоном и располагаясь амфитеатром – были выстроены солдаты императорской гвардии. По центру – 3-я пехотная дивизия Кюриаля из двух егерских и трех гренадерских полков, среди которых выделялся своей белой формой 3-й (голландский) полк гренадеров (майор 85-го линейного Ле Руа даже подумал, что это «вестфальская гвардия»). С правого фланга от солдат Кюриаля, выдвинувшись немного вперед, стояла 2-я пехотная дивизия Роге, состоявшая из четырех полков. Слева от Кюриаля – часть гвардейской артиллерии и блестящие эскадроны гвардейской кавалерии. Перед кавалерией стояли поляки дивизии Клапареда (бывшего Легиона Вислы). Полковые оркестры разыгрывали военные марши, поднимая боевой дух. Вся гвардия была в парадной форме, одетая скорее «на парад, чем на битву», а генералы, казалось, были не на поле боя, а в Тюильри. Сам Наполеон резко выделялся на фоне этого яркого театрализированного блеска. Как обычно во время похода, он был в зеленом мундире гвардейских конных егерей, сверху которого был серый редингот, а на голове – черная двуугольная шляпа низкой формы.
Место, выбранное Наполеоном для командного пункта, было, пожалуй, наилучшим. Правда, в литературе сложилось, вероятно с легкой руки Тьера, обратное мнение. Оно сводится к тому, что, находясь все время вдалеке от поля боя, Наполеон не смог вовремя уловить решающий момент и выпустил победу из рук
[1950]. Да и по Сегюру, битва перестала быть видна Наполеону с того момента, когда она передвинулась за Багратионовы «флеши»
[1951].
Конечно, даже с той точки, где находился император, было весьма трудно следить за перипетиями боя. Пион де Лош, капитан гвардейской артиллерии, находившийся невдалеке от императора со своими орудиями, свидетельствовал, что «мы едва разбирали сквозь дым позицию неприятеля». «Перед нами расстилалось зрелище ужасного сражения, – пишет хирург Де ла Флиз, протолкнувшийся к группе офицеров, стоявших за императором, – но ничего не было видно за дымом тысячи орудий, гремевших непрерывно»
[1952]. Но это был взгляд младших офицеров, не имевших представления о деятельности военачальника. Иного мнения были Дюма, Фэн и Пеле. «Пункт, который выбрал Наполеон, был наилучшим для обзора, – свидетельствует Дюма, – он покрывал все поле битвы, и если какой-либо маневр, какой-либо частный успех врага заставил бы изменить диспозицию, бдительность Наполеона не могла бы не проявить себя…» «Ни с какого другого пункта, – вторит ему Пеле, – Наполеон не мог бы видеть совокупность и подробности сражения. Находясь в 500 саженях от неприятельской линии, откуда часто проносились ядра, он управлял всеми движениями этой великой драмы. Он не мог, впрочем, следить за всеми движениями колонн или исправлять их, но даже и поправлять некоторые ошибки. Головы колонн исчезали в овраге, поднимались потом не на тех пунктах, на которые им следовало направиться. Приказания часто или превышались, или ослаблялись. Если бы даже Наполеон и мог несколько ближе следить за движениями атаки, и тогда он сделал бы не более»
[1953]. Действительно, император находился примерно в полутора километрах от русской линии. Некоторое время ядра долетали на излете до его наблюдательного пункта. Одни перелетали через головы его свиты, другие падали ближе и подкатывались к ногам Наполеона. «…Он их тихо отталкивал, как будто отбрасывал камень, который мешает во время прогулки»
[1954].
