В тот момент, когда Дессэ, приняв командование над обеими дивизиями, оказался на захваченном люнете, русские начали готовиться к контратаке. Недалеко, в лощине, стала концентрироваться русская пехота (гренадеры Воронцова и, возможно, солдаты 27-й дивизии). Сопровождавший Дессэ Жиро д’Элен позже вспоминал, какое впечатление произвела на него защищаемая 57-м полком позиция: «Эти редуты были простые реданы… в форме шеврона, не закрытые у входа, так что неприятель со вторых позиций ружейными и картечными залпами выметал всех, кто находился внутри них. Удержаться в них было значительно труднее, чем овладеть. Поэтому солдат 5-й дивизии поместили за этими редутами и в складках окружающей местности, стараясь в ожидании атаки, по возможности, укрыть их от неприятельского огня». Жиро де л’Эн находился рядом с генералом Дессэ, который изучал не слезая с лошади позиции и движение русских, оставаясь несколько минут совершенно открытым. Вдруг пуля попала в ольстры его седла и разбила бутылку с водкой, которая там была. Генерал с досадой воскликнул, обернувшись к Жиро де л’Эну: «Этим я обязан вашей проклятой белой лошади»
[1660].
Все защитники «редута» с большим беспокойством наблюдали концентрацию русских войск для контрудара. Мало того что Шарьер должен был оставить часть 57-го в самом лесу, он потерял связь с 61-м. Зная, что 61-й полк должен быть на правом фланге 57-го, Шарьер, тем не менее, не мог понять, где же тот реально находится и придет ли ему на помощь. «…Я не сомневался, – писал Шарьер в рапорте, – что враг добивается выбить нас силами, которые я видел на ближайших редутах с того, который занимал. Таким образом, становилось важным взять другие редуты, чтобы сохранить тот, который был взят»
[1661].
Огонь русских нарастал. Горсть картечи ударила генерала Теста в правую руку и раздробила ее. В тот же миг его адъютант лейтенант Мушон упал возле ног своего начальника, пораженный картечью в грудь. Тест, превозмогая боль и пытаясь остановить кровь, которая залила ему весь рукав, еще некоторое время командовал солдатами 57-го. Словно в тумане, он видел, как французы пытались отбить идущие на них русские батальоны. Но через несколько минут он потерял сознание из-за большой потери крови. Сержант Болье (он выживет в русскую кампанию и позже выйдет в отставку лейтенантом) и один из барабанщиков 57-го стащили генерала в ров люнета, а оттуда солдаты вынесли его из боя и доставили в гвардейский амбуланс. Меньше повезло адъютанту генерала Мушону, который умер на месте; оказавшийся рядом Дютейе де Ламот, убедившись в его смерти, стянул с его ног сапоги и здесь же, несмотря на русский огонь, обул их, бросив рядом жалкие остатки своих сапог. Чуть позже будет смертельно ранен майор Яже. Все тот же Дютейе де Ламот напишет о его смерти с сожалением, вспоминая, как тот обещал ему награждение крестом Почетного легиона
[1662].
Смогли ли солдаты Даву удержать южную «флешь»? Русские материалы свидетельствуют, что южная «флешь» множество раз переходила из рук в руки, по крайней мере. Однако при внимательном их прочтении все же возникают многочисленные вопросы. «…Видя, что один из редутов на моем левом фланге потерян, – вспоминал Воронцов, – я взял батальон 2-й гренадерской дивизии и повел его в штыки, чтобы вернуть обратно. Там я был ранен, а этот батальон почти уничтожен. Было почти 8 часов утра… Два редута потеряны и снова отбиты обратно». (Какие именно «редуты» – северный и восточный либо южный и северный?) Неверовский писал: «Граф Воронцов с дивизиею своею поставлен был защищать батарею, но множеством неприятеля был сбит и сам Воронцов ранен. Я был послан с дивизиею подкрепить его и вошел в жестокий огонь, несколько раз дивизия и я вместе ходили в штыки». Из рапорта К. Ф. Левенштерна (где речь идет одновременно об 11-й и 32-й батарейных ротах) так же не ясно, смогла ли 32-я батарейная рота Беллинсгаузена, оставив южную «флешь», возвратиться в нее либо просто продолжала огонь, находясь вне укрепления. Из воспоминаний Коновницына непонятно, завершилась ли его атака, которая была уже между 8 и 9 часами, захватом всех «флешей» либо только северной и восточной. В дневнике начальника штаба 2-й армии генерал-майора Э. П. Сен-При тоже не уточняется, отбил ли Коновницын все три «флеши», хотя по смыслу документа можно подумать, что это именно так
[1663].
Чрезвычайно противоречивы и зарубежные свидетельства боя за «флеши». В рапорте Мюрата говорится об оставлении французами «второго редута». По словам Раппа, дивизия Компана «овладела одним из укреплений вражеских позиций», другие войска – остальными, но позже «мы очистили два из этих укреплений; даже третье было в затруднительном положении. Русские стояли уже на гребне рвов». Зуков из 25-й пехотной дивизии 3-го корпуса, появившийся в южном люнете уже ближе к полудню, утверждал со слов тех однополчан, которые еще застали бой: «Этот редут был взят и отобран множество раз…» В рапорте Нея говорится, что 57-й оставил захваченный люнет, но атаковал его снова совместно с солдатами 3-го корпуса. Пеле утверждал, что «реданты взяты первыми войсками, которые, в свою очередь, были выгнаны. Быв поддержаны, они снова занимают укрепления». Шамбрэ уверяет, что «…полк дивизии Компана бросился на редан, ближайший к лесу, и захватил его; но не смог сохранить»
[1664].
Вероятно, разговоры о том, что вся слава захвата Багратионовых «флешей» принадлежит войскам Нея, но не солдатам Даву, начались уже в день сражения. Еще не закончился бой, когда дивизионный генерал Ж.-Л. Маршан, командир вюртембергской пехоты, заявил одному из ординарцев Наполеона: «Сообщите императору, что укрепления, которые покинуты 57 и 72-м полками, освобождены солдатами Вюртемберга…» Лейтенант Зуков также передает заявление Маршана со слов своих однополчан: «Скажите императору, что вюртембержцы продолжают удерживать редут, который перед тем два французских полка захватили, но должны были затем отступить, и которые (вюртембержцы. – В.З.), в этих обстоятельствах, предотвратили пленение Неаполитанского короля». Генерал-лейтенант И. Г. Шелер, командир вюртембержцев, в своем рапорте, составленном сразу после сражения, смог в максимально выгод- ном для своих солдат свете изобразить их участие в борьбе за «флеши»
[1665]. Поэтому не случайно Шарьер, составляя рапорт, попытался защитить честь своего полка. Он писал, «что несколько человек заявляют, будто, дескать, полк не захватил ни одного редута. Я… подтверждаю, как уже сказал выше, что мой полк ни разу не оставлял редута и что в течение трех четвертей часа, после того как полк утвердился там, не было видно никаких других войск»
[1666]. В то же время Дютейе де Ламот, хотя и утверждает, что «многочисленные последовательные штурмы были отбиты», признает, что русским удалось «проникнуть в редут»
[1667]. Попытаемся соотнести между собой все достоверные свидетельства и реконструировать картину боя, насколько это возможно.
