Часть шестая
Не променяю ни на что на свете?
«Иногда я смотрю на своих мальчишек и не могу поверить, что они мои»
И оглянуться не успеешь…
Если бы я получала доллар каждый раз, когда слышала «Ты даже не заметишь, как они вырастут!», то давно обновила бы мальчикам гардероб. Что было бы весьма кстати для моих любителей срыгивать, особенно на только что купленные наряды. Из-за этого я давно перешла на дешевые марки (надо, кстати, добавить этот пункт в мой Виновный список…) Но я отвлеклась.
– Как летит время! – расхожая фраза, которую можно услышать в разговорах на площадке.
– Наслаждайся, это чудесные годы!
– Однажды ты будешь по ним скучать!
– И оглянуться не успеешь, как малыши пойдут в школу!
Обычно я пропускаю мимо ушей эти щедро расточаемые крупицы родительской мудрости, но должна признать, что прежде находила такие замечания довольно утомительными. Например, когда у Генри случался очередной кризис (года, полутора лет, двух лет и двух месяцев или третьей пятницы октября) и он устраивал лежачие забастовки. Особенно мне запомнилась истерика, которую он закатил в лифте торгового центра. Там он улегся на живот и наотрез отказался выходить. Другие пассажиры сбежали этажом выше, а я проводила их тоскливым взглядом и покрепче ухватила сына за капюшон… Или вечерами, когда я бродила по дому, усыпанному дешевыми пластиковыми игрушками и заляпанному детским пюре, методично поднимала с пола грязные вещи и пыталась сообразить, с какого края подступиться к уборке. А голова невольно поворачивалась к входной двери, за которой скрывался мир свободы и спокойствия. Когда Джуд визжал из-за бутылочки (наверное, я всегда подогревала ее чуть сильнее, чем нужно) или висел у меня на ногах, размазывая по джинсам текущие из-за очередных зубов слюни и сопли. В такие дни мне в голову закрадывалась мысль, что время отнюдь не летит – в лучшем случае ползет. И я вряд ли буду скучать по этим «волшебным» мгновениям.
Я никогда не считала себя сентиментальным человеком, и знаковые события первых лет не вызывали у меня больших эмоций. Не потому что я не считала их особенными, но потому что сначала они случаются почти каждый день. Первая улыбка, первый переворот без посторонней помощи, первый зуб… Вот он пополз, вот он сел, вот поднялся и сделал первый шаг. Видимо, у меня «умилятор» бракованный, но ко всему этому я относилась без пиетета. Я была уверена, что не стану одной из тех мам, которые вытаскивают младенческие фотографии и прочувствованно восклицают: «Ты только посмотри, каким он был крохой!»
Разумеется, все вышло наоборот. Именно такой мамой я и стала.
Первая волна сентиментальности накрыла меня прошлой осенью, незадолго до дня рождения Джуда. Это стало большой неожиданностью, потому что первый день рождения Генри особых эмоций у меня не вызвал. (Прости, Генринатор, мы отметили его как следует, просто я не прослезилась.) Теперь же мысли по поводу грядущего празднования начали крутиться у меня в голове еще за несколько недель до знаменательной даты. «Джуду скоро исполнится год!» – думала я ночью, едва голова моя касалась подушки. (А также о том, что нужно сдать мазок и отвезти бутылочки на переработку.)
Я поймала себя на том, что хочу нюхать пушистую макушку Джуда и наслаждаться его младенчеством, пока еще есть возможность. Мозг настойчиво твердил, что после дня рождения мой мальчик останется тем же малышом, только на день старше, но я-то знала, что ему будет уже целый ГОД. Он станет годовалым карапузом, который улыбается зубастой улыбкой и вперевалочку ходит в своих модных ботиночках, наверное, это от их ценника слезы наворачиваются на глаза. Ведь после года дети перестают быть младенцами. И люди начинают исчислять их возраст годами: «Ему год, верно?» Я боялась, что так и буду невольно считать в месяцах: «Ему уже четырнадцать/семнадцать/двадцать два месяца». Кстати, до каких пор это можно делать? «Да, ему двести девятнадцать месяцев, он учится в университете, кушает хорошо, в прошлом месяце набрал двести грамм».
Когда я поделилась с Джеймсом своей грустью, что Джуду скоро исполнится год, муж серьезно озадачился. Такое в его супружеской практике случилось впервые: я никогда не отличалась излишней чадолюбивостью – и вдруг начала вести себя, как типичная овуляшка. Так что он счел необходимым сразу обозначить свою позицию: «Да, конечно, но третьего мы не заведем».
Я бы могла поддразнить мужа каталогами одежды для младенцев и задумчивым перебиранием имен для третьего малыша, но при этом прекрасно понимала, что не хочу еще одного ребенка. Возможно, моя внезапная сентиментальность была связана именно с этим: я вдруг осознала, что больше такого в моей жизни не повторится. Младенцы скоро станут пройденным этапом. Как уровень в компьютерной игре.
Уровень «Младенец»: завершен.
Во многих отношениях это повод для радости. Я точно не буду скучать по вымазанному в пюре детскому стульчику, срыгиваниям и вечерним капризам, от которых хочется просверлить себе мозг. Я не буду скучать по большой сумке с кучей необходимых для простой прогулки вещей. Я никогда не была особой поклонницей младенческого возраста, поэтому совру, если скажу, что буду скучать по многочасовым зависаниям на груди или ронять слезы над гипсовым отпечатком маленьких ножек.
И все же это конец эпохи. Джуд уже совсем большой мальчик; опыт подсказывает, что скоро и он будет долбить меня световым мечом по голове и просить дернуть за палец. Не за горами приучение к горшку, трусики и карусель с мокрыми штанами и лужами в самых неожиданных местах – по второму кругу. Я подсчитала, что к тому времени на нашем счету будет около 1825 ранних подъемов для смены вонючего подгузника. Так что мокрые штанишки я как-нибудь переживу, а вот над последним подгузником точно станцую победный танец.
Тем временем старший брат Джуда, преуспевший во владении световым мечом и шутках на фекальные темы, тоже перешел на новый уровень и отправился в детский сад. А меня снова одолела ностальгия. Когда я сидела с Генри дома, то временами тяжело вздыхала: «Ну когда же в садик?..» Теперь мне кажется, что это случилось слишком быстро. В следующем году Генри пойдет в начальную школу, и у меня в голове не укладывается, что мой малыш, мой Медвежонок Генри наденет форму, возьмет книжки и сядет за парту. Даже не сомневаюсь, что в первый школьный день я вернусь домой и буду плакать над его младенческими фото. Хочу заранее попросить прощения у всех родителей маленьких детей, с которыми столкнусь в этот период, потому что я точно буду говорить: «Вы и не заметите, как он вырастет!» и «Наслаждайтесь этим чудесным временем». Я совершенно точно забуду о лежачих забастовках в лифте и буду тосковать по дням, когда оба моих мальчика умещались у меня на коленях и я могла беспрепятственно нюхать их сладкие макушки.
Я прекрасно понимаю, что впереди еще очень много всего. Много хорошего, плохого и просто ужасного. Я регулярно получаю сообщения от родителей подростков; они говорят, что мои нынешние сложности – это пустяки по сравнению с тем, что будет лет через десять. И я склонна им верить. Я знаю, что нас ждет школа, ночевки у друзей и минуты тревожного ожидания, когда великовозрастное дитя соизволит вернуться домой в облаке алкогольных паров. А еще я знаю, что больше никогда не буду так сильно нужна им, как в эти ранние годы. Сейчас я для своих сыновей – настоящий центр вселенной, и хотя их бесконечная потребность в маме иногда утомляет, я покривлю душой, если скажу, что мне это не нравится. Конечно, перспектива глотнуть свободы воодушевляет (да здравствуют выходные у дедушки!), но мысль о том, что мои мальчики становятся все более самостоятельными, навевает грусть.
