Гракх уже в сотый раз чистил тромбон, когда в комнату вбежала Септима. Не говоря ни слова, она схватила его за руку и потянула во двор.
Всё так же молча, девочка ткнула пальцем в верхушку дерева, где полоскался на ветру воздушный змей с золотой кистью. Очевидно, змей зацепился за ветку краем своего нарядного, шёлкового крыла.
– Я уже стар лазить по деревьям, детка. Если тебе так хочется, лезь сама, – он развернулся, собираясь уйти.
– Ты не понял, – Септима улыбалась. – Это не змей, а девочка!
Старик покачал головой:
– Если б это сказал Октавиан, я бы, может, и поверил. Он хоть и фантазёр, а не такой врун, как мои дочери.
Но Септима была непреклонна.
– Говорю тебе, это девочка! Хочешь, поспорим, что это девочка?
– Не буду я с тобой спорить, – Гракх нахмурился. – Я знаю, на что ты будешь спорить. Твоя очередь после сестёр.
– Ладно, я тебя пожалею, – Септима отправилась за лестницей. – Но только потому, что ты старенький.
Она забралась наверх ловко, как обезьяна, и, держа шёлкового змея за рукав, спустила на землю.
Гракх присел на корточки, убирая золотую кисть, и застыл над серебряным лицом, не в силах вымолвить ни слова.
– Ну, – торжествовала Септима, – и кто из нас врун?
Старый музыкант с трудом отвёл взгляд от мерцающих щёк и посмотрел на дочь.
– Этого не может быть! – прошептал он.
– Как видишь, может, – Септима присела рядом. – Какое красивое платье! – потрогала расшитую переливчатыми стразами парчу.
– Такие платья носили много лет назад, – Гракх вздохнул.
– Может, она из театра? – предположила Септима.
– Из какого! Ни один театр не работает, и потом, как она попала на дерево?
– А помнишь, ты рассказывал о летающей принцессе, – она поправила локон на лбу незнакомки. – Может, это принцесса и есть?
– Нет, это не она, – Гракх задумчиво посмотрел на дочь. – Унция покинула нашу землю, как и её мать, ставшая пти… – он снова взглянул вниз, где тихо лежала девочка с серебряным лицом и золотыми волосами.
– Вот что, детка, – старик настороженно огляделся. – Давай-ка занесём её в дом.
Подняв девочку, они внесли её в комнату Октавиана и положили на кровать.
– Как ты думаешь, что с ней? – спросила Септима, расправляя спутанные золотые пряди. – Может, она упала с неба – и прямо в обморок?
– Думаю, она спит, – Гракх продолжал рассматривать удивительное, мерцающее лицо.
– А когда проснётся?
– Не знаю, – старик пошевелил бровями. – У нас в оркестре служил один трубач. Много лет ходил на репетиции, ездил на гастроли, а на самом деле всё это время спал.
– И как же вы узнали? – удивилась Септима.
– Во время «Лондонской симфонии» он вдруг перестал играть, потянулся и говорит: «Господи, как же долго я спал!»
– А потом?
– Ушёл за кулисы, и больше мы его не видели. Говорят, он собрал вещи и уехал на Таити, рисовать фрукты на головах женщин. Да, и оттуда прислал жене уведомление о разводе.
– А дети у них были?
– Нет, детей не было.
– Вот поэтому он и спал. Будь у него дети, они бы ему спать не дали.
Отец покачал головой.
– Знаешь что, Септима, – сказал он. – Ты пока не рассказывай о том, что видела. Сейчас такое время, сама знаешь.
– Ладно, папа, – она взяла гребень и стала расчёсывать волосы девочки, будто играла с куклой.
Гракх вышел из комнаты и задумался. Небесная гостья вполне могла быть принцессой Унцией. Но если принцесса никуда не улетала, а осталась дома, то наверняка с какой-то целью.
«Но если у неё есть цель, почему она спит? – размышлял Гракх. – Может, это цель – выспаться хорошенько, прежде чем изгнать злую опекуншу и вернуть старую добрую монархию?» О том, что девочка могла быть ангелом из «райского шоу» мага Ногуса, ему думать не хотелось.
Всё следовало немедленно рассказать жене, но Амма работала на другом конце города, и Гракх отправился к Терции, замещавшей его в лавочке, потому что была среда.
Септима, водя гребёнкой, тихо напевала и настолько увлеклась, что не заметила, как незнакомка открыла глаза.
– Где я? – послышался тихий шёпот.
От неожиданности сестра Октавиана едва не выдернула прядь золотых волос.
– У нас дома, – вскочила с места.
Гостья приподнялась на локтях и осмотрелась.
– Это не башня? – она по-прежнему шептала.
– Может, когда-то это и была башня, здесь повсюду древнеримские развалины. Но сейчас это обычный дом, и живут тут мои родители и мои сёстры, и мой брат, но сейчас его нет.
Девочка села, подогнув колени.
– А ты тоже живёшь в моём сердце? – посмотрела на Септиму сонным взглядом.
– Что?
– Тебя кто сочинил? – уточнила вопрос незнакомка. – Французы или англичане?
– Меня сочинили папа Гракх и мама Амма, и они граждане Родного острова, который не стал ни колонией Испании, ни Португалии, ни даже Англии, потому что всегда был суверенным королевством.
– Так ты настоящая?
– А какая же ещё!
– Странно, – девочка зевнула, прикрыв рот ладошкой.
– Во мне как раз ничего странного нет, – заметила Септима. – Я-то хожу по земле, как это делают все люди.
Гостья не обратила на эти слова никакого внимания. Её длинные золотые ресницы то и дело слипались, словно она раздумывала, уйти обратно в свои грёзы или остаться в этом новом мире.
Септима продолжала стоять в сторонке, с интересом её разглядывая.
– А ты красивая! – сказала она.
Девочка вздрогнула от её голоса и повернула голову.
– Знаешь, – Септима приблизилась. – Сказать по правде, я ещё никогда в жизни не видела такого светлого личика!
Незнакомка улыбнулась, и в уголках её губ блеснули разноцветные лучики.
– Боже! – Септима присела на корточки перед кроватью. – Ты что, проглотила радугу?
– Меня уже об этом спрашивали, – прошептала гостья. – Только это был мальчик. Его звали Октавиан.
– А я думала, на свете только один Октавиан, – Септима встала, махая гребешком.
Морской бриз поднял занавески, принося из залива крики чаек.
– Совершенно невозможно, – вздохнула девочка. – Потому что уже был один – внучатый племянник Гая Юлия Цезаря, Октавиан Август. Его Цезарь ещё усыновил в завещании.
