— Чуть больше, примерно на еще три ладошки и один пальчик.
Матвей берет мою руку и начинает пересчитывать в уме пальцы, сосредоточенно высунув язык.
— Двадцать.
— Ты забыл еще один пальчик.
— Двадцать один.
— Да ты умненький оказывается, я вот так не умела. Скажи, Матвей, а вы всегда с папой жили вдвоем? — ай да Анька, ай да сама тактичность.
— Неа.
— А кто жил с вами?
— Анна Сергеевна, будь так добра, пройди на кухню. Очень нужна твоя женская помощь, — слышу уже хорошо знакомый голос бородача.
Вот гад, подслушивал что ли? Самое интересное и не дал узнать. Молча встаю с дивана, поправляю платье и иду на выход.
— Конечно, помогу, Илья. Как вас по батюшке, кстати?
— Муромец.
— Ааа. Ну понятно. И борода такая же.
— Матвей, иди мыть руки, — пропуская меня вперед, бросает Илья.
— Значит так, разведчица хренова, — подталкивая меня на стул, начинает бородач. — Чтобы за оставшееся до утра время, даже не думала расспрашивать моего сына о чем-либо. Поняла?
— Фу, как грубо.
— Если тебя что-то очень интересует, ты можешь спрашивать об этом меня, — игнорируя напрочь мое «фу», заканчивает бородач.
— Значит так, — копируя его интонацию, начинаю я. — Если вы не заметили, ваша собака испортила мне босоножки. После этого вы просто обязаны…
— Жениться на тебе? — с усмешкой произносит Илья.
— Губу закатайте.
— Закатал. Как раз вчера-щеки, уши и язык. Правда губ там нет.
— Что?!
— Кориандр, соль, чеснок и смесь перцев, — открывая холодильник, спокойно произносит бородач. — Очень вкусный рулет получился. Будешь? — кладет на стол что-то длинное, серовато-белое в прозрачной упаковке. — Отомри. Это вообще-то деликатес. Чего нос кривишь?
— Он как-то сам кривится, я его не контролирую. Постойте, зачем вы переводите тему? Какой к черту рулет?
— Мясной. Деликатесный продукт. Еще раз повторить?
— Хватит! Верните мне босоножки, иначе… Ну просто верните. Ладно, фиг уже с этими. Мне непринципиально, хотя они и стоили прилично. Просто дайте мне какую-нибудь обувь, не галоши!
— Извини, у меня правда нет женской обуви.
Ставит тарелки на стол и кладет вилки на салфетки, совершенно не замечая моего негодования.
— Ну значит купите мне что-нибудь. Здесь же есть поблизости магазин? Если не сейчас, то завтра? Ведь это же она их сгрызла, — указываю пальцем на, в общем-то, дивную белую собачку. Правда паскуда та еще-сгрызть чужую обувь!
— Нет, не она.
— Издеваетесь?
— Нет.
— Да вы достали меня! Я может и дура, и в сарае у меня были галлюцинации из-за страха, но я в состоянии узнать собаку из гостиной, у которой только что в зубах была половина моей босоножки!
— Нет. Это не она.
Никогда не думала, что способна ударить кого-либо, но этому мужику мне хочется, как минимум, всадить нож в запястье! И прокручивать со знанием дела, чтобы убрал свою ухмылку и такое бесячее спокойствие на лице.
— Если хотите сделать из меня сумасшедшую-не получится. Удар головой о дерево прошел все же без последствий.
— Не думаю. Все-таки завтра надо сделать рентген. Твои туфли сгрызла Жади, а это не она.
— Жади?!
— Да.
— Жади? — бородач кивает, выкладывая на тарелку еду. — Хорошо… А это… дайте угадаю-Лукас? — как только я произношу это имя, собака тут же подает голос.
— Точно. Это Лукас. Правда я его называю Лука. Жади, ко мне!
После того как он произнес это имя, на кухню забежала вторая, точно такая же, собака! Черт, ну не может же у меня и вправду двоиться в глазах.
— Вот это Жади. Безумно жадная собака, грызет и ест все, что плохо лежит.
— Так, стоп! Где здесь скрытая камера?
— Нигде. Пока не поставил.
— Тогда хватит меня разводить! Вы хотите сказать, что взрослый мужик назвал двух своих собак Жади и Лукас?!
— Нет. Я их так не называл. Это подарок, так их звали по паспорту, и так они откликаются. Увы и ах, что есть, то есть.
— То есть вы в курсе, откуда эти имена?
— К сожалению, да.
— Ааа… понятно.
— Что?
— Вы еще и сериалы старинные смотрите. То-то мне показалось с вами что-то не так.
— И не говори. Сжечь меня на костре, как минимум.
— И нож в запястье всадить.
— Точно. Посиди минутку тут, и Бога ради, ничего не делай и не трогай.
Забрал тарелку с едой, захватив с собой вилку и вышел из кухни. Собаки тут же последовали за ним. Черти что творится. Одно радует-я не сумасшедшая. И собак точно две. Милейшие пушисто-белые лапочки. Удивительно, как в деревне, без горячей воды, они остаются такими чистыми. Вновь оглядываюсь в кухне и только сейчас осознаю, что здесь умопомрачительно пахнет жареным картофелем. Кажется, сейчас я захлебнусь слюной. Ощущение, что я сто лет не ела. Только я захотела встать и схватить хоть кусочек картошки, на кухню вошел хозяин. Поставил сковородку с картофелем на стол, а в след за ней, тарелку с жареными колбасками. О-ля-ля, я сейчас умру от избытка слюней. Илья сам мне накладывает в тарелку картофель, а мне так и хочется сказать — больше! Дай мне больше, жмот бородатый. Может я брякнула это вслух, но он подкладывает мне еще. А сверху кладет колбаски.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Берет с полки нож, какой-то пакет с чем-то зеленым и ставит на стол. Садится напротив меня и начинает нарезать тот самый рулет. Да что со мной такое, я сейчас язык проглочу от сногсшибательного запах кориандра и чеснока. Может это и вправду деликатес, по крайней мере, выглядит аппетитно.
— Ешь. Не стесняйся, — раскрывает пакет, по всей видимости, с малосольными огурчиками и таки начинает есть сам.
На пять минут я совершенно забыла где и с кем я нахожусь, у меня началось свидание с едой. И пусть весь мир подождет. Может это совпадение, но готова поклясться, что так вкусно я не ела никогда в своей жизни. И эти колбаски, и рулет, и картошка. Господи, как же хорошо-то…
— За такой ужин я прощаю Жади мои босоножки. Что вы на меня так смотрите?
— У тебя очень хороший аппетит.
— Да. Я в маму пошла. Мы едим и не толстеем, ну типа мы ведьмы. Но у меня все анализы в норме. И холестерин тоже.
— Уникальная девушка.
— Да, я такая. Стойте! А где ваш сын?
— Ужинает в гостиной.
