Тихонько ступаю босыми ногами по полу и старясь не шуметь подхожу к кухне. Заглядываю внутрь, а там только разбитая банка. И ни Ильи, ни парня. Подхожу к клубничному фиаско и начинаю убирать испорченный продукт.
— Да ты издеваешься что ли?! — поворачиваю голову на стоящего рядом Илью.
— Что?
— Я сказал тебе переодеться, а это что?! — приподнимает края моего платья.
— Платье.
— Платье, которое не прикрывает жопу? Тогда в чем его отличие от футболки?!
— Все оно прикрывает. Ты сам мне подол поднял, — выпрямляюсь во весь рост и одергиваю платье. — Не понимаю, чего ты бесишься?
Илья долго меня осматривает, хмуря лоб, а потом совершенно неожиданно кидает в меня тряпкой.
— Ты, кажется, собиралась убирать? Так убирай, — немного отталкивает меня в сторону и ставит чашки на кухонный стол.
Ну козел, получишь ты еще у меня. Скотина неблагодарная, блины я ему еще буду готовить. Ну подожди, а борщ я тебе все-таки сварю, гад. С туалета не выйдешь. Поселишься в этом гробу, я тебе даже крест на двери повешу и огорожу цветами.
— Я не просил драить весь пол. Ты кофе будешь?
— Буду, — споласкиваю тряпку и кидаю на кухонную стойку. — А у тебя когда-нибудь появится на кухне кран или так и будешь с пипирки мыть посуду?
— С пипирки ее моешь ты.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты бы лучше машину свою продал и провел в дом воду, чтобы ребенок мылся в ванной, а не на улице. И желательно своему сыну уделял внимание, а не только оставлял какой-то тетке.
— Ты нарываешься, Аня, — вполне серьезно произносит Илья, смотря на дверь. — Проходи, Юра. Сейчас Анна Стрельничиховна будет кормить нас блинами. Да, Анна?
— Да, Илья Купидонович. А сгущенки у вас нет?
— Нет, дорогая, только варенье. Там еще есть в холодильнике. Больше не разобьешь? — шепчет мне на ухо.
— Нет, — поворачиваюсь к парню. — Простите, Юра, а вы кто и что здесь так рано делаете?
— Мы друзья, — смеясь произносит Юрий. — Я приехал ночью, ну и ложиться было уже глупо, вот мы и решили поработать. Разбудили, наверное, вас, Анечка?
— Нет. Я сама проснулась. Вы теперь здесь будет жить? — ставлю на стол банку, а сама понимаю, что мой вопрос совершенно бестактен.
— Нет. Всего несколько дней погощу.
— Понятно, — вообще-то ничего непонятно, с чего эта новость меня расстроила?!
Илья разливает кипяток по чашкам, садится за стол и рукой хлопает по стулу, мол садись уже. В итоге, завтрак, на который я возлагала какие-то непонятные надежды, прошел просто никак. Симпатичный Юра о чем-то постоянно трещал, пытаясь втянуть меня в разговор. Боже, как можно обсуждать такую чушь как виды лобзика?! Кажется, от скуки я даже уснула, но проснулась, как только поняла, что тарелка с блинами пустеет.
— Подождите, это для Матвея, — выхватываю тарелку и тяну к себе. — Если вы не наелись, я могу вам сделать яичницу.
— Мы наелись, Аня, — вставая из-за стола, кидает Илья. — Пойдем, Юра.
И даже не взглянув на меня, и не поблагодарив, вышел из кухни, прихватив с собой бутылку воды. Юра тоже не заставил себя долго ждать, окинув меня внимательным взглядом, ушел вслед за Ильей. Осталось только разобраться, от чего мне так паршиво…
***
Ровно три дня я ощущаю себя невидимкой, ну или пустым местом, хотя по сути это то же самое. Илья вообще не смотрит в мою сторону, только весь день проводит со своим дружком, и если бы не Матвей, я бы сошла с ума от скуки. Даже портить борщ нет никакого желания.
— Я кому говорил не лезть на крышу?! Что нужно сделать, чтобы ты это уяснил?! Хочешь шмякнуться головой об землю и больше не встать? Я кого спрашиваю, Матвей?!
Это еще что за фигня? Кладу черпак на тарелку и иду на голос Ильи.
— Сколько тебе еще раз надо повторить, чтобы до тебя это дошло?! — дергая за плечо Матвея, орет на всю гостиную Илья. — Что ты молчишь?!
— Илья, может не надо так кричать.
— Заткнись! — кажется на меня впервые обратили внимание. Лучше бы не обращал. — Выйди отсюда, — зло бросает Илья, тяжело дыша.
— Пусти, — Матвей вырывается из рук отца и подбегает ко мне. — Аня, скажи ему, чтобы не кричал, — обхватывая меня за ноги, просит Матвей, шмыгая носом.
— Дурдом какой-то, — сжимая кулаки кидает Илья, и тут же выходит из гостиной.
— Он плохой.
— Зачем ты так говоришь? — опускаюсь на корточки, смотря в заплаканное лицо Матвея. — Ты же сам говорил мне, что твой папа самый лучший.
— Потому что он кричит на меня и не в первый раз. Я только на лестницу немножко забрался, даже до крыши не долез, а он все равно кричит. Еще и по попе бьет. И всегда кричит, когда я так играю.
— Глупенький, папа просто боится, что ты упадешь и что-нибудь себе разобьешь. Он же любит тебя, а кричит… мы все иногда кричим. От бессилия, от того, что не знаем, как донести какую-то мысль, а не потому что кого-то хочется обидеть.
— А по попе зачем бьет? — вытирая зареванное лицо своими маленькими ладошками, так наивно интересуется Матвей.
— Чтобы до тебя быстрее дошло, что так делать нельзя. И вообще, это всего лишь попа, Матвей. Вот когда я была маленькой и делала плохие вещи, за которые меня ругали родители, у меня отбирали конфеты. Надолго. Еще и в угол ставили при этом. Так что пару раз получить по попе, это не так страшно.
— Не страшно.
— Ну вот. Все, пойдем умоемся, ты успокоишься и больше не будешь лезть туда, куда папа запрещает. Ты кушать хочешь?
— Хочу.
— Тогда пойдем, — беру ребенка за руку и веду на кухню.
Очередное молчание за столом меня просто добивает. Пожалуй, столько я не молчала никогда за двадцать один год своей жизни. Надежды на то, что Юрий свалит туда откуда приехал, канули в Лету. По ходу дела я отсюда уеду раньше него, и что самое дурацкое и необъяснимое для меня-я не хочу отсюда уезжать. Дожили, блин. Мне здесь плохо, нет душа, туалета, воды. Кровать тоже неудобная, да все здесь не так! Господи, ну как можно рассматривать Илью в качестве… а в качестве кого вообще? Объекта влюбленности? Господи, это даже в мыслях звучит абсурдно. Нет, ну влюбиться это должно быть здорово, давно пора хоть в кого-нибудь, но, мать моя женщина, не в него же! А может мне просто жалко Матвея, поэтому я хочу остаться подольше в доме? Да, конечно, именно поэтому я крашу глаза и пытаюсь замазать все еще красноватое лицо тональником. И именно от жалости к Матвею, я встаю в пять утра, чтобы сделать красивую прическу и приготовить завтрак. Конечно, определенно дело только в Матвее. Идиотка. Встаю из-за стола, стараясь на обращать на себя внимание и тихо выхожу на улицу. Присаживаюсь на лавку и ко мне тут же подбегает одна из собак. Белое чудо кладет мне морду на колени и закрывает глаза.
