– Можно сказать, – Мирон щёлкнул зажигалкой, – что всё вроде как в норме.
– И не говори. – Лёшка втянул воздух, пахнувший, как и обычно, гарью, порохом, кровью и страхом. Тем самым запахом, что стал таким знакомым за эти полгода. – Пошли.
***
Под заношенными, но всё ещё остающимися целыми высокими кедами шуршала листва. Выше классических для нормальной ситуации и абсолютно чуждых Району «Конверсов», были потёртые синие джинсы. Армейская свободная куртка с карманами, выкрашенная в «хаки», брезентовая сумка на длинном ремне. Длинные кудрявые тёмно-русые, волосы затянуты на затылке в классический «хвост». Большие зелёные, с лёгким карим оттенком, глаза с ориентальным разрезом. Прямой нос и мягкие, судя по всему подвижные губы. В общем и в целом вполне нормальная и обычная юная жительница мегаполиса. Вот только непонятно: а что эта особа делает в Радостном-55?
Если бы сидевший на ветке перекореженного тополя дикий кот мог думать, то, наверное, именно такие мысли, наблюдения и заключения пришли бы в его лобастую голову, украшенную оттопыренными ушами и большими «антеннами», торчащими из самой макушки. Но коту, после обеда сумевшему поймать большого суслика, было сугубо фиолетово и на странную девушку, и на причины, по которым она бодро топала по тропинке, ведущей со стороны Васильевки в Раздолье. Единственное, что привлекло его внимание, так это запахи. Запах человека, который не был Изменённым. И странно смешивающийся с ещё каким-то, заставившим кота встопорщить шерсть на загривке и вжаться в широкую ветку. И тот, который шёл от свёртка, который гуляющая в одном из самых опасных участков земной поверхности особа прижимала к груди. От свёртка пахло опасностью, старой и привычной, въевшейся в кошачью натуру с самого рождения и передающейся с памятью поколений. Потому, только когда девушка скрылась за поворотом, хищник позволил себе расслабиться, предварительно пошипев на двух туманных волков, трусивших по следам кед.
Странная гостья Района абсолютно спокойно шла вперёд, наплевав на все меры предосторожности, что обычно предпринимают те, кто имеет привычку шастать в Радостном-55 и его окрестностях. Девушка спокойно топала себе по тропинке, никуда с неё не сворачивая. Обходила те «ловушки», что тяжело определить даже натренированному военному, вооружённому датчиком этих аномальных гадостей. Не обращала никакого внимания на представителей местной фауны, как хищных, так и не очень. И, если уж быть честным и беспристрастным, они и сами не горели желанием попробовать её на вкус и прочность характера.
Ни редкий в районе экземпляр гигантского богомола-паладина, стрекотнувшего ядовитыми жвалами и бросившегося в кусты. Ни родственник того лесного барсика, что встретило девушку, полосатый анимекот, задавший стрекача при её приближении. Ни порхающая с грацией бегемота тяжёлая розовая бабочка-балерина, обдающая любого тучкой ядовитой пыльцы с тюльпанов-мясоедов. Даже две Изменённых, с внешностью киношных эльфов, сидевших в засаде на одном из поворотов, не захотели с ней связываться. Что-то, исходившее от странной особы, заставляло их не трогать её, убираться с дороги.
Таким вот, давно забытым в Районе способом, девушка довольно бодро и весьма быстро прошла весь путь, что отделял её от окраины Города до того места, куда она так уверенно стремилась. Войдя на территорию бывшего дачного посёлка, который теперь контролировался анархистами, она уверенно направилась в сторону одного из домов. Пост вооружённых последователей батьки Махно, стоявший на воротах, не обратил на неё никакого внимания. Они просто не заметили лёгкой тени, прошуршавшей мимо них по сухой, ещё прошлогодней листве. Только последний из них, стоявший чуть дальше, за мешками с песком, что-то уловил краем глаза и даже неуверенно поднял ствол «ручника». Но, так и не поняв того, что заметил, удивлённо покачал головой и продолжил мечтать о прелестях тех нескольких мазелей, что сейчас мирно спали в расположении анархистов, ожидая еженощной гулянки.
Девушка продолжила свой путь, проложенный каким-то внутренним джи-пи-эс навигатором, остановившись у ворот, за которыми мужчина, одетый в застиранную «горку», только что опустил в яму что-то длинное, завёрнутое в брезент. Он только собрался облить свёрток бензином из большой металлической канистры, когда, скрипнув, открылась калитка.
– Здравствуйте. – Мягкий голос вошедшей заставил его удивлённо нахмуриться. И одновременно Егерь почувствовал, как пробка, торчавшая где-то внутри, выскочила, впуская в него что-то очень доброе. Он сморгнул, пытаясь понять: а не чудиться ли ему?
– И вам того же. – Мужчина кашлянул, продолжая соображать о том, кто это пожаловал к нему в гости?
Девушка подошла ближе. Присела, аккуратно положив на землю свёрток, который до этого прижимала к груди. Посмотрела на то, что лежало в яме, и в чём чётко угадывались очертания человеческой фигуры. Подошла к Егерю и молча положила руку на плечо. А тот смотрел то на неё, то на свои руки, державшие канистру.
– Жена, Наташа. Не смогла родить… вернее, родила. Почти. Если это можно было так назвать. Ладно, что хоть успел пристрелить ту тварь, что вырвалась из неё…
Широкие плечи Егеря дрогнули, но глаза остались сухими, лишь в горле раздался подозрительное сипение. Он справился, не позволив себе заплакать. Хотя то, что творилось у него на душе с самого утра, так и не вышло до конца. Оставалось занозой где-то в глубине груди, постоянно возвращая назад, когда он бросился на дикий крик из спальни. Девушка, почувствовав то, что сейчас происходило с ним, требовательно развернула его к себе лицом:
– Смотри в глаза, слышишь?!
И он стал смотреть, хотя не понимал того, зачем ему это нужно. Просто смотрел в глубокую спокойную зелень, постепенно улавливая, как боль съёживалась, уходя куда-то глубоко. Через минуту он смог спокойно вздохнуть и наконец-то закончить то, что собирался, и что старался отложить как можно дальше. Пламя было жаркое…
Потом, после того, как весь запах развеялся и исчез жирный, чёрный дым, растворяясь в неожиданно ставшее абсолютно ультарамариновым небо, они сидели на крыльце его дома. Он курил, а она молчала, накручивая на палец выбившийся локон.
– Меня зовут Егор. – Отставной майор, ставший Изменённым, первым прервал молчание. – Хотя мне будет проще, если ты станешь называть меня Егерем.
– А я Марьенн. – Девушка легко и спокойно протянула узкую ладошку с длинными пальцами, утонувшую в его шероховатой клешне. – Почему здесь – пока так и не поняла. Откуда я пришла – не могу вспомнить. Как очнулась в районе какого-то леса…
Свёрток, лежавший на земле, неожиданно жалобно заскулил. Егерь непонимающе уставился в его сторону. Марьенн вскочила, развернула и извлекла из него нечто:
– А его нашла на дороге. Он ведь совсем ещё маленький, да?
Егерь покачал головой, уставившись на слепого кутёнка, бывшего по размеру с трёхмесячного щенка алабая. И только и смог, что удивлённо присвистнуть:
– И не говори…
Эпилог (в самом начале)
Генерал-майор медицинских войск МО РФ, Василий Гробовой сидел, выпрямившись в кресле негнущейся восковой куклой. Кресло было металлическим, обтекаемой формы, похожее на каплю с отрезанной половинкой. И находилось в доселе неоткрытом отсеке Ковчега. Помещение было высоким и просторным, с ребристым потолком, подсвеченное слегка зеленоватым светом.
