– А Машенька то вернулась к нам. Ей не понравилось там. Представляешь. – Анастасия Валерьевна запутала свои пальцы в волосах Кати – А я думаю, что она и не уходила от нас, мы все просто ее не замечали. Вот моя мама покинула эту землю, теперь она на небесах, ко мне она не приходила. Я сделала все, как она меня просила. А то, что батюшка Кирилл взял у нас деньги и не провел панихиды Машеньки за упокой ее души это очень хорошо. Машенька теперь будет всегда с нами. Ты не закрыла дверь входную дверь на замок? – Анастасия Валерьевна перевела совершенно холодный взгляд на старшую дочь, словно смотрела сквозь нее – Машенька выбежала, не взяв с собой ключи.
– Не переживай мама, я оставила дверь открытой. Поскорей бы она вернулась.
– А знаешь, ведь это замечательно – за все это время мама Кати впервые изменила свое положение. Она бросила взгляд на потолок, а на лице растеклась мечтательная улыбка. – Моей любви на нее хватит до моей смерти, после того как я уйду ты будешь поддерживать ее своей любовью, как старшая сестра. А после того как уйдешь ты, уйдет и она. Части ее души живут внутри нас с тобой. Живы мы, жива и она. И нам больше никто не нужен, больше никаких посредников. Все так, как должно быть – мама Кати прижала кружку к груди, а по комнате пронесся звук продолжительного вздоха.
– Мамочка, я пойду посмотрю сестру в подъезде – Катя заслышав шум замочной скважины входной двери одернула голову из объятий мамы и буквально выбежала из комнаты.
Катя подбежала к входной двери, открыла ее изнутри и толкнула ее. По этажу пронесся слабо-уловимый шипящий звук “тщ”, которая издала Катя прижимая указательный палец к губам.
– Папа, только ничего не спрашивай, прошу тебя. Сделай так, как я тебе сейчас скажу – Катя вышла из квартиры в подъезд навстречу отцу, бесшумно прикрыв за собой дверь. – Сейчас пройди в комнату, сядь напротив нее, соглашайся со всем что она говорит. Я же сейчас заберу Эриком. Мы съездим в церковь, в которую она ходила сегодня. Все выясним что она делала. До нашего приезда не отходи от нее.
– Дочь, что с мамой?
– У мамы кончились силы – еле сдерживая слезы, Катя еще раз прикрыла указательным пальцем губы, издала шипучий звук “тщ” и неслышно открыв дверь, впустила отца. Он не раздеваясь сразу прошел в комнату. Тем временем Катя молнией накинула на себя плащ и выбежала из квартиры.
Хлынувшая дождевая вода за шиворот, как холодный душ вернул Катю из кошмарного августа в настоящую позднюю очень, где она смогла обрести покой, смиренность со смертью сестры. Дождь достиг своего предела, словно стрелка на спидометре остановилась на максимальной скорости, заставляя греметь двигатель, как сейчас над ее головой раздаются раскаты грома. Катя выбежала без зонта из подъезда.
– У Анастасии Валерьевны все нормально? – выкрикнула соседка с первого этажа через открытое на ее кухне окно.
– Здравствуйте, Нина Александровна – Катя в большие два шага оказалась у подъезда, под козырьком – Не одолжите зонтик? Забыла дома, а подниматься не хочу.
– Ну так что с мамой твоей? – в этот раз уже с требовательным тоном спросила соседка, после того как ненадолго скрылась в темной кухней. Подавая зонт Кате, она высунулась наполовину своего громоздкого туловища. – Она себя сегодня очень странно вела. Напугала очень меня. Я хотела было звонить в скорую помощь.
– С мамой все в порядке. Она дома, очень устала сегодня на работе. Она уже спит. А что не так должно быть с ней? – словно не понимая, о чем идет речь, Катя решила выяснить как у мамы складывался день.
– Я копошилась на кухне, стряпала пироги – пенсионерка начала свое повествование в бабушкинской манере – от жара духовки стало очень душно. Я открыла окно нараспашку. Подняла занавеску чтобы положить тряпочку. А то дождевая вода по подоконнику зальет мне весь пол. И вижу, стоит твоя мать напротив окна. Она стояла без зонта, с открытой головой под дождем. Она постоянно смотрела куда-то под ноги, с кем-то разговаривала. Вначале я подумала что там собака. Ведь из-за этой калитки не увидишь ничего – пенсионерка показала рукой на ограждение, возле дороги. – Я ей кричу “Настя с кем ты там разговариваешь, забегай быстрей в подъезд, промокнешь же”. Она ноль внимания. И продолжает с кем-то говорить. Потом она и вовсе присел. Мне только голову было видно. Она что-то бубнила, я не расслышала, громыхать как раз стало. Я решила посмотреть через окно в зале – соседка кивнула головой в сторону соседнего окна – там мне все видно через сломанную оградку. Кому она только помешала? – поругалась соседка на незримых вандалов.
– А во сколько это было? – Катя не отводила взгляда от жестикуляции пенсионерки.
– Где-то, в два часа. Так вот, я выглянула в окно и чуть не вывалилась – Нина Александровна еще больше высунулась из окна – у твоей мамы руки были вытянуты вперед, вот так – пенсионерка, вытянула обе руки перед собой, словно вешала сушиться белье на невидимую веревку – Она мотала головой вверх-вниз и говорила что-то.
– Может там собака была, а вы не заметили?
– Какая собака, ты что! Я видела хорошо, так же как сейчас я вижу тебя. Да и таких высоких собак у нас не водится. Больше было похоже на то, что она держала за плечики ребенка. Но я тебя уверяю, никого не было рядом с ней – оправдывалась пенсионерка.
Дом резко осветился сине-фиолетовым светом, вслед за которым пришли громкие раскаты грома. Двор залился звонкими сигналами от активированных громом сигнализаций машин. Соседку словно ударной волной закинуло обратно в квартиру. Из окна, как солдат из окопа осторожно выглядывала ее голова.
Воспользовавшись ступором соседки от раската грома, Катя расправила красный зонтик и быстрыми шагами направилась на парковку. Осенние листья уже облюбовали ее “аудюху” со всех сторон. А те что не смогли противостоять ударам капель дождя растелились осенним ковром на асфальте.
****
– Я уже тут. Заканчивай быстрее и выходи на парковку. Эрик, послушай, если бы это не было так важно, я бы не отрывала тебя от работы. Завтра придешь и все доделаешь. Завтра вместе заедем в ресторан и заберем фотографии – Катя нервно отбросила телефон на сидение пассажира, что тот даже отскочил и завалился между дверью и сидением. Дворники на лобовом стекле уже долгое время перекидывали между собой желтый кленовый листок, который со всем упорством хотел остаться на лобовом стекле и наблюдать как сторонний зритель.
– Вам нужен Владимир Михайлович, он настоятель нашей церкви. Ой, извините, батюшка Кирилл. К нему только так нужно обращаться – ответила женщина в лавке с книгами.
Возле прилавка стоял высокий мужчина с седой бородой, одетый в черную рясу. На груди поверх рясы свисал большой золотой креста. Он показывал сгорбленной старушке иконы, которые были выставлены плотными рядами на прилавке. Старушка дрожащей рукой показывала на иконы, еле шевеля губами которых едва было заметно за глубокими, старческими морщинами, которые полностью закрывали собой ее нос и глаза. Ее голоса было совсем не разобрать, больше было похоже на набор шипящих звуков. Но как только ее рука останавливалась на какой-то иконе, по помещению незамедлительно пролетали четкие, заученные фразы “восемь тысяч”, “пятнадцать тысяч”.
