По мере того как он становился старше и крепче, яростные занятия спортом превращали его тело в нечто такое, перед чем женщины не могли устоять, а денег становилось все больше… Он нанял человека, чтобы тот подыскал ему квартиру в Нью-Йорке и обставил ее, а сам отправлялся то в Нью-Йорк, то в Гонконг, потом в Лондон, но нигде не задерживался слишком долго, лишь делал там новые деньги и позволял женщинам появляться и – в идеале – быстро исчезать.
А они могли кричать, ругаться, плакать и твердить ему, что он бессердечен, бездушен, пуст, выкладывали ему все то, что люди обычно думают об адвокатах, и от этого он лишь глубже уходил в работу.
И все равно… сейчас он был здесь, посреди… в общем, черт знает где! И перед ним была девушка, кружившаяся в танце среди мигающих огней, а он не в силах был оторвать от нее глаз. Джоэл вдруг заметил, что продолжает улыбаться… но не улыбкой адвоката, не улыбкой «давай мне побольше денег» и не улыбкой флирта с прославленной манекенщицей…
Эту улыбку он просто не в состоянии был удержать, а девушка ловила его взгляд, даже кружась в паутине других танцующих. Каждая из девушек двигалась с такой скоростью, что непонятно было, как они не налетают друг на друга под ускоряющуюся мелодию, такую странную для слуха Джоэла, – практически все они сливались в подпрыгивающую смеющуюся массу. Джоэл на миг закрыл глаза и потер переносицу, потому что с ним происходило что-то непонятное. Он не знал, что это такое, и это пугало его сильнее, чем что-либо другое в жизни.
Глава 34
Флора была искренне удивлена бурей аплодисментов, которыми приветствовали танцевальную группу миссис Кеннеди, и раскланялась вместе со всеми. Аплодисменты накатывали волной, и, когда Флора окинула взглядом лица зрителей, она не увидела ни осуждения, ни враждебности – ничего того, что замечала прежде.
Ну да, теперь они выглядели как самые обычные лица. Домашние. Флора знала этих людей, знала всегда. И ее это тронуло. Девушки взялись за руки и еще раз поклонились. А потом оркестр заиграл музыку, принятую на вечеринках с танцами, а Флора убежала, чтобы переодеться. Она улыбнулась, когда увидела Джоэла, поняв, что он так и не решился надеть килт. На нем был деловой костюм, только немного темнее обычного, похоже, это был предел того, на что Джоэл был способен. И это было неким посланием. Знаком для нее, напоминанием, что он стоит немного в стороне.
Еще Флора обнаружила, что у Джоэла прекрасная улыбка, – она видела ее впервые.
По пути к комнате танцовщиц Флоре встретился Чарли.
– Это… это было чудесно! – заметно краснея, заявил он.
– Спасибо, Тиарлах, – откликнулась Флора.
Ей было весело, хотелось смеяться, как будто она уже глотнула припасенного Колтоном виски.
– Потанцуешь потом со мной?
– Может быть.
Флора искрилась радостью и весельем. Еще веселее ей стало, когда она заметила в толпе отца. Флора и не думала, что Эк придет, она велела братьям не настаивать, но кто знает, послушались они ее или нет? А отец ведь вообще не выходил никуда, Флора не помнила, когда она в последний раз видела его за пределами фермы.
Само собой, она приглашала его к себе в Лондон, но втайне чувствовала облегчение каждый раз, когда отец отвечал отказом, говорил, что не может оставить ферму.
Но почему Эк стал таким маленьким? Флора помнила, как он быстрым шагом ходил по полям, огромный, сопровождаемый целой стаей собак. Флора, сидя за домашним заданием, видела его за много миль, когда поднимала голову над книгами, она наблюдала за тем, как по холмам скользят тени, мчатся, догоняя друг друга, облака, резвясь, точно апрельские ягнята на каменистых лугах под ними…
А теперь Флора как будто возвышалась над ним, видела, что ему пора подстричь волосы… У него еще оставались седые волосы за ушами, тоже волосатыми. Отец надел старый килт, темно-красные клетки которого давно поблекли, – это были цвета клана Линдсей, клана его матери, она родилась на материке, но перебралась сюда из Аргайлшира, чтобы выйти замуж за его отца, когда тот вернулся с войны, – дед Флоры служил на кораблях в Северной Атлантике. Эк никогда и не думал о том, чтобы купить новый килт, он надевал его на все свадьбы, на каждый шотландский Новый год, на каждый фестиваль викингов и на каждый Самайн, кельтский Новый год.
Щеки Эка были красными, от многих лет пребывания на ветрах под кожей полопались сосуды, он уже был в таком возрасте, о котором старожилы Мура говорили: «Ему уже не выпрямиться». Но Эк держался прямо, впервые с тех пор, как Флора вернулась, и, похоже, обрадовался, увидев дочь.
– Ох, девица! – с чувством воскликнул он.
И Флора обняла отца, уткнувшись носом в старую колючую ткань.
– Ну, не могу сказать… не могу сказать, будто мне нравится то, что тут происходит, вся эта суета, мишура… – Он показал на ярко освещенный зал. – Но, милая, она бы… ей бы…
Но ни один из них не добавил больше ни слова, да этого и не было нужно.
– Пойдем, – сказала Флора, потирая глаза. – Надо поесть.
Переодеться она могла и позже.
Столы в ресторанном зале поставили в ряд вдоль стен и буквально завалили угощением, тяжелые серебряные блюда поблескивали на белоснежных скатертях.
Здесь были лобстеры и лангустины Келвина, селедка, приготовленная на норвежский лад, усыпанная маленькими красными луковками, морошкой и каперсами, буханки ржаного хлеба с хрустящей корочкой, толстые ломти свежего, влажно поблескивавшего масла и крупная кристаллическая местная соль, сиявшая, как драгоценные камни. Был здесь и местный вяленый лосось, и лосось, замаринованный в виски, – он всегда был невероятно популярен, а еще стояли огромные подносы риса с рыбой, яйцами и луком.
Ничего причудливого, ничего сложного. Никаких роскошных, затейливо украшенных блюд. Просто все то, что было свежим, качественным и знакомым всем островитянам, такую еду здесь стряпали и ели столетиями, – и все это приготовили под присмотром Финтана, который сиял от радости.
Виски, конечно, имелось в достатке, но не забыли и о джине, ставшем теперь статьей экспорта, – его готовили в таких же чанах, что и виски, но созревал он гораздо быстрее, ему не требовалось двадцать пять лет, как хорошему односолодовому виски. Колтон стоял у стола с напитками, наблюдая за тем, чтобы все бокалы моментально наполнялись.
А еще здесь была выпечка. Флора не смогла сдержать самодовольную улыбку. Пироги, безупречные по форме, занимали целый большой стол. Были и разные печенья, принесенные гостями, но ее пироги стали настоящей сенсацией – фрукты сверкали, как рубины, а рядом с пирогами стояли кувшины с густыми сливками. Казалось кощунством резать такую красоту, как поговаривали гости.
По соседству с этим столом находился еще один, с большой надписью на ленте над ним: «ФЕРМА МАККЕНЗИ». Здесь, конечно же, лежали сыры – на каждом большом блюде рядом с тяжелым кругом положили с краю маленькие треугольные ломтики для пробы. А вокруг выстроилось бесконечное количество свежих овсяных лепешек.
